– Именно! Самый быстрый в мире чокнутый ниггер. Он полдистанции пролетел совершенно голый, пока его не поймали. Этот ублюдок точно умеет бегать, – проговорил Скиннер, усмехнувшись. – Десять копов на мотоциклах гнались за ним с сетью. Вообще-то до того, как он свихнулся, он был бегуном мирового класса.
– Ерунда! – сказал я. – Это его не извиняет. Этих чокнутых фриков, которых тянет всех убивать, следует кастрировать.
– Это точно, – кивнул Скиннер. – Теперь так и делают.
– Да ты что?
– Самоанцы, – сказал он. – Тут на шоссе была пробка… Слушай! А что, ты разве эту историю не слышал?
Я отрицательно помотал головой.
– Ладно! – ухмыльнулся Скиннер. – Это замечательная история как раз и говорит о том, что твои самые жуткие ночные кошмары в любой момент могут обернуться явью. Причем никто тебя заранее не предупредит.
– Отлично, – сказал я. – Давай послушаем. Я люблю такие байки, они пробуждают во мне мои самые тайные страхи.
– Еще бы, – довольно усмехнулся Скиннер. – Паранойя здесь – заразная болезнь.
– Так что там про самоанцев? – спросил я.
– Про самоанцев?
Скиннер пару мгновений внимательно рассматривал свой стакан, потом глянул на меня.
– Всех шестерых освободили, – сказал он. – Никто не согласился давать свидетельские показания… В общем, один бедолага в воскресный день попал в пробку на шоссе Пали, а перед ним – пикап, набитый пьяными самоанцами. Его машина раскалилась как чайник, но сделать было ничего нельзя – выйти не может, припарковаться и сбежать – тоже. Самоанцы разбили ему фары, мочились ему на капот, но он держался почти два часа – с закрытыми дверями и поднятыми окнами, – пока не вырубился от изнеможения и не упал грудью на кнопку гудка…
Скиннер выдержал паузу и продолжил:
– Самоанцы мгновенно взбесились. Железными прутьями они разбили этому парню лобовое стекло, вытащили его и кастрировали. Пятеро держали его на капоте, а шестой отхватил ему яйца – воскресным днем, прямо посередине шоссе Пали.
Теперь я наблюдал за барменом самым пристальным образом. Мне показалось, что мышцы его спины напряглись, но я не был в этом вполне уверен. Скиннер развалился на своем стуле и вряд ли был бы способен отреагировать достаточно быстро. Лестница в вестибюль была от меня всего в двадцати футах, и я прикинул, что успею добраться туда до того, как этот зверюга-самоанец достанет меня своими лапищами.
Но он держался совершенно спокойно. Скиннер заказал еще по одной «Маргарите» и попросил счет, который и оплатил золотой картой «Америкэн экспресс».
Неожиданно телефон за стойкой бара взорвался оглушительным дребезжанием. Это была моя невеста, позвонившая из комнаты.
Звонили спортивные журналисты, сказала она. До них дошел слух, что мы с Ральфом участвуем в Марафоне.
– Ничего не говори этим ублюдкам, – предупредил я ее. – Любое лишнее слово, и у нас – куча проблем.
– Я уже поговорила с одним, – ответила она. – Он постучался в дверь и сказал, что его зовут Боб Эйрум.
– Все хорошо, – сказал я. – Боб – нормальный парень.
– Только это был не Эйрум, – уточнила моя невеста. – Это был тот самый придурок из «Нью-Йорк пост», которого мы встретили в Лас-Вегасе.
– Никому больше не открывай дверь, – сказал я. – Это Марли. Скажи ему, что я заболел. Что меня сняли с самолета в Хило. И ты не знаешь имени доктора.
– А что говорить про соревнования?
– Об этом не может быть и речи, – ответил я. – Мы оба больны. Оба! Скажи им, чтобы оставили нас в покое. Внимание публики и прессы нас доконало.
