Снова глаза в глаза.
— Нет желания становиться подстилкой.
— Но какое благородное дело сделаешь ради Сюли и её ребёночка, — прошептал Минцзэ мне в губы, приближая за талию ближе. — Малышка, дрожишь вся. Не бойся, — мужчина поддел пальцем мой подбородок, — расслабься. — Он осторожно провел ладонью по моему предплечью, загадочно усмехнулся. — Понимаю озабоченного старикашку Хэ: тяжело устоять перед такой леди. Но только душа, но и тело сводит с ума.
— Душа? — тяжело выдохнула я.
— Знаешь, у каждой человеческой души свой неповторимый вкус. Твоя подобно редкому деликатесу с особенным непревзойдённым вкусом.
Я беспомощно улыбнулась, прошептав:
— Деликатес, оставленный на потом…
— Моя милая Юэ, ты не представляешь насколько сильно я тебя хочу, — ответил Минцзэ, поневоле больно ранив меня.
Он дракон, а я его жертва. Как и все жертвы в храме. Даже не знаю, почему так странно отреагировала; не могу ответить себе же: какой другой смысл хотела услышать в сказанной им фразе…
— Но смешная ирония, — продолжил дракон, оголяя острые как лезвия клыки, — видеть и слышать тоже хочу. — Минцзэ залился зловещим смехом, словно непонимание собственных чувств его лишь забавляло. — Женщина с очень вкусной душой, которую хочу видеть каждый день… Нелепо. Как же нелепо! — веселился он.
И пока Минцзэ заливался смехом, меня пробирала колючая дрожь. Нет хуже рока — стать Музой безумца.
— Маленькая моя, снова дрожишь… — с картинным беспокойством мужчина обхватил руками моё лицо, лбом приложился к моему, — успокойся. Я ведь нежен с тобой, правда? Тише, — произнося последнее слово, Минцзэ легко поцеловал в губы.
Я оцепенела.
Поцелуй повторился. Аккуратный. И ещё раз, но задержался на губах чуть дольше. И ещё раз. И ещё…
А потом запретные чувства захлестнули.
Минцзэ ворвался в мой рот поцелуем. Глубоким. Жадным. Прижал моё тело к себе, исследуя ладонями изгибы талии и бёдер. Терпкий вкус кофейных зерен. Я раскрыла глаза, не веря в происходящее. Длинные ресницы демона дрогнули— короткий взор аметистового взгляда. И мой затуманенный мозг снова отключился, оставляя жалобный крик здравого смысла ненужным отголоском где-то на задворках памяти, что меня целует бесчувственное существо, сердце которого холоднее стали японского меча…
Минцзэ развернул меня, не прекращая поцелуй; придерживая за талию повел к низкой кровати. Сильный и такой горячий навис надо мной. Осторожно гладя мужчину по спине, даже через плотную ткань я ощущала рельеф развитых мышц. Крупные мурашки пробирали тело, стягивались и горели внизу живота, предвкушая сладостное продолжение, но вдруг… дыхание перехватило, когда в голове возникла череда образов жриц, потерявших души в лапах жесткого чудовища, которому я так опрометчиво позволила себя целовать.
Против воли, впервые за всё время нахождения в Империи правления Четырёх, по щекам покатились немые слёзы. Я упёрла ладони в плечи Минцзэ, пытаясь прекратить происходящее безумие.
— Нет! Не хочу! Нет! — завопила во все горло я, вырываясь из цепких мужских объятий.
С тяжёлым хрипом Минцзэ рухнул рядом на спину.
Я подскочила, поправляя одежду. Демон лежал на кровати, его горящие глаза исследовали испуганную меня с любопытством и… недовольством. Ханьфу было распахнуто, демонстрируя крепкую мужскую грудь, которая напряженно поднималась и опускалась, невольно привлекая моё внимание.
Мотнув головой, я осмотрелась. Прошлась настороженным взглядом по темным стенам, расставленным по периметру комнаты свечам, представляя, как взахлеб плакали жрицы храма Тишины, моля о пощаде, о сохранении души, пока Минцзэ — мужчина с проклятой кровью, лишенный сострадания и чувств — насмехался над ними.
