Вскоре оно, конечно, сократилось до «Чемберс». Вилсон знал Рокси в лицо, и когда состязание в остроумии подошло к концу, он вышел на улицу, чтобы записать пару новых пластинок для своей коллекции.
Джаспер, заметив, что за его досугом наблюдают сразу же энергично принялся за работу. Вилсон осмотрел детей и спросил:
– Сколько им лет, Рокси?
– Они почти одногодки, сэр, пять месяцев. Родились в начале февраля.
– Они симпатичные малыши. Один из них такой же красивый, как и другой. А похожи как!
Довольная улыбка обнажила белые зубы девушки, и она сказала:
– Благослови вас господь, мистер Вилсон, очень мило с вашей стороны сказать это, может, кто-то из них и не ниггер! Отличный негритенок, как я всегда говорю, но это, конечно, значит, что он мой!
– Как ты их различаешь, Рокси, если на них совсем нет одежды?
Рокси рассмеялась смехом, соответствующим её росту, и сказала:
– О, я бы могла рассказать им кое-что, мистер Вилсон, но держу пари, что Масса Перси не смог бы нипочём, даже если бы весь исстарался!
Вилсон немного поболтал с ними и вскоре получил отпечатки пальцев Рокси для своей коллекции – правой и левой руки – на двух своих стеклянных полосках; затем надписал и датировал их, а также взял «записи» обоих детей, также надписал и датировал их. Два месяца спустя, 3 сентября, он снова взял эти три отпечатка пальцев. В детстве ему нравилось делать «серию», две или три «пробы» с интервалом в несколько лет, за которыми следовали другие с интервалом в несколько лет.
На следующий день, то есть 4 сентября, произошло событие, которое произвело на Роксану глубокое впечатление. Мистер Дрисколл недосчитался ещё одной небольшой суммы денег, что означает, что это не было чем-то новым, но случалось и раньше. По правде говоря, такое случалось уже трижды.
Терпение Дрисколла лопнуло. Он был довольно гуманным человеком по отношению к рабам и другим животным; он был чрезвычайно гуманным человеком по отношению к заблудшим представителям своей расы. Он терпеть не мог воровства, и было ясно, что в его доме завелся вор. Вором обязательно должен был быть один из его негров. Необходимо было принять решительные меры. Он позвал своих слуг. Помимо Рокси, их было трое: мужчина, женщина и мальчик двенадцати лет. Они не были родственниками. Мистер Дрисколл сказал:: «Вас всех предупреждали раньше. Это ни к чему хорошему не привело. На этот раз я преподам вам урок. Я продам вора. Кто из вас виновен?»
Они все содрогнулись от этой угрозы, потому что здесь у них был хороший дом, а новый, скорее всего, был бы переменой к худшему. Отказ был всеобщим. Никто ничего не украл – во всяком случае, денег – немного сахара, или пирога, или мёда, или чего-нибудь в этом роде, чего «Масса Перси не пожалела бы», но не денег – ни цента денег. Они были красноречивы в своих протестах, но мистера Дрисколла они не тронули. Он ответил каждому по очереди суровым «Назовите вора!». Правда заключалась в том, что виновны были все, кроме Роксаны; она подозревала, что виновны другие, но не знала, что это так. Она с ужасом подумала, насколько близка была к тому, чтобы оказаться виновной; она была спасена в самый последний момент благодаря времяпровождению в методистской церкви для цветных за две недели до этого, и в это время и в этом месте она «обрела веру». Буквально на следующий день после этого приятного события, когда она еще не привыкла к перемене стиля и гордилась своим безупречным состоянием полного опорожнения от грехов, её хозяин оставил пару долларов лежать незащищенными на своем столе, и она случайно столкнулась с этим искушением, когда протирала всё тряпкой для пыли. Некоторое время она смотрела на деньги с нарастающим негодованием, а затем выпалила:
