Но он и правда не знал, ничего больше полезного не сказал – надо колоть других. Пока всю эту толпу не увезли, можно было вытаскивать их по одному и допрашивать.
Показал я улики и остальным нашим, и азарт распространился на всё наше отделение. Осталось-то немного додавить, узнать, в чём связь, понять, кого убивал Миша, и убил ли он всех сам? Барыги – возможно, проститутка – вероятно…
Но вот убитая медсестра-алкоголичка выбивалась из общего ряда, зачем бы банде понадобилось её убивать? Всё равно надо будет искать связи. Ещё нельзя забывать про ювелирку убитой, найденную у сидящего сейчас в СИЗО Крюгера. Как-то же она у него оказалась…
Все вопросы за раз не закроешь, возможно, не все эти преступления были связаны, но тут подскажет экспертиза. Скоро узнаем, не этой ли струной были задушены все убитые.
Мишу выдал сам Барсук, надеясь, что это поможет ему облегчить участь. Он ещё и настучал на товарища, якобы, это Миша перебил всех барыг, и киллеров он заказал, а ещё немного, и точно обвинил бы его в убийстве Листьева.
– Подвал на улице Гагарина, 45, – выдал он. – У нас там схрон, и он там заныкался. Ему Сафронов приказал, чтобы там ждал, пока шухер не уляжется, а потом чтобы из города свинтил.
– Надо брать, – сказал я остальным. Никто не спорил.
Тогда я взял с собой одного Витька, у остальных было слишком много работы, и одолжил машину у отца.
Ехать пришлось долго, почти на другой конец города. В этом доме я никогда не был, про этот подвал даже не слышал. Барсук подсказал нам, где в клубе искать ключ от нычки, так что взяли его с собой. Не придётся ломать дверь.
Орлов приготовил автомат, я достал пистолет и осторожно открыл замок. Он смазанный, даже не щёлкнуло.
Здесь очень влажно и жарко. Запах тяжёлый, долго в этом закутке находиться нельзя, а кое-кто тут жил. Тусклая лампа светила под потолком, в её свете можно было разглядеть стоящий у стены диван.
На нём кто-то лежал, накрывшись зелёным солдатским одеялом до самого подбородка. Спал этот человек на спине, подложив руки под голову. Я тихо прошёл к нему, чтобы не разбудить раньше времени. Да, это Миша, я его быстро узнал, лицо знакомое. Он лежал с закрытыми глазами. Крепко спит…
Даже слишком крепко – я вскоре понял, что он не дышит. Сдёрнул одеяло вниз и… На шее виден чёткий след удавки, слишком глубокий, прорезавший кожу – это, скорее всего, и есть причина смерти. Удавлен чем-то тонким, хотя можно было воспользоваться тем самый амулетом со свастикой, про который говорил Толик, цепочка толстая и выдержала бы.
– Вот же гадство, – протянул Орлов, уставившись на тело.
– Не то слово, – подтвердил я. – Наш главный подозреваемый мертв. Что это, как не гадство…
Значит, не он, себя бы он так не задушил, но улики-то были серьёзные. И всё же этот парень был как-то в этом всём замешан… пока не попался на глаза настоящему маньяку.
– Чем обрадуешь, Ванька? – спросил я, заходя в кабинет к судмеду.
– Ну, как сказать, – он усмехнулся. – Кое-что есть. Чай будешь? Там сухарики с маком есть.
– Не, времени мало, – я помотал головой. – Надо в прокуратуру ехать, Кобылкина душить. Его версия явно посыпалась, пусть имеет в виду. Там чай и хлебну.
– Ну смотри, – Ванька достал листочек из стопки бумаг. – Вот, предварительная справка. Как я говорил, смерть наступила в результате асфиксии примерно за четыре-шесть часов до того, как я его осмотрел на месте происшествия.
