Старый вышел на площадку, и я последовал за ним, закрыв за собой дверь. Уже наступал вечер, и быстро остывающий воздух пустыни несся мимо так стремительно, что на дворе будто стоял не душный август, а ветреный октябрь.
Мы оказались одни.
– Ага… здесь не так уж плохо, – проговорил Густав, обозревая открывшийся перед нами вид: голый рыжий песок с пучками пыльных колючих кустов и далекие пики, едва начавшие рыжеть в последних лучах солнца. Он тяжело облокотился на перила, словно едва держался на ногах. – Может, удастся наконец отдышаться.
– А с чего ты вообще начал задыхаться? Вот что мне хотелось бы знать.
Брат только небрежно отмахнулся.
– Да просто этот болтливый коммивояжер действовал на нервы своей трепотней о банде Лютых и крушениях поездов.
– Тебя начало мутить задолго до того, Хорнер еще и рта не открыл.
– Ну да, наверное. Но ничего страшного. Мне просто…
– Немного нездоровится? Позволь тебе заметить, что отговорка уже звучит несколько жидковато… хоть и с самого начала было не особо густо.
– Я же сказал, не волнуйся. Все у меня в порядке.
– Ну да, конечно. Ты прямо пышешь здоровьем.
На бледное лицо Старого начали возвращаться краски, но не слишком здорового оттенка. Его щеки не розовели: он постепенно зеленел.
– Послушай, братишка, – решился я, – знаю, как тебе дороги детективы и все такое, но здесь что-то не так. Может, та пуля, что ты словил в Монтане, снова гуляет у тебя в кишках, понятия не имею. Но что бы там ни было, тебе надо притормозить и заняться собой. Ты вымотан как собака, а вдобавок у тебя в кармане бляха Южно-Тихоокеанской железной дороги. Так дело не пойдет.
Густав выпрямился во весь рост и посмотрел мне в глаза.
– Очень даже пойдет.
В этот самый момент поезд резко дернулся, и окружающий пейзаж покачнулся. Начался спуск: теперь мы ехали под гору, в долину Гумбольдта в штате Невада, и клочковатые кустики полыни и пустынной травы понеслись мимо заметно быстрее.
Рывок поезда прижал брата к ограждению – и выдавил наружу содержимое его желудка.
Я похлопал Старого по спине и произнес несколько слов утешения, пока он страдал, перегнувшись через перила. Но как только Густав снова обрел дар речи, перепалка возобновилась с новой силой.
– Ну и ладно, давай, тяни блевотину до самого Окленда! – брякнул я наконец. – Что остается делать, если ты не слышишь благоразумный голос собственного желудка? Придется мне тихонько сидеть и наслаждаться видами.
– Ну и прекрасно, – проворчал Старый. – Тихонько сидеть у тебя получается лучше всего, а? Я, в отличие от тебя, ищу возможность заняться делом.
– Да неужели?
Прежде чем я успел выдать заготовленный остроумный ответ, снизу донесся глухой удар, после чего из-под вагона вылетел некий предмет, размерами и формой напоминающий дыню.
И вот, дорогой читатель, мы вернулись туда, откуда начали: мы со Старым встретились лицом к лицу с человеческой головой.
Если вы, как и я, имеете общее представление об анатомии, то явление следующего предмета уже не покажется столь удивительным. Голова, в конце концов, обычно прикреплена к телу, а даже если нет, то можно не сомневаться, что где-то неподалеку найдутся торс, конечности и все прочее.
Когда мы с Густавом заметили тело, оно еще катилось вниз по насыпи, удаляясь от проносящегося мимо поезда.
– Господи, – прохрипел я. – Думаешь, надо?..
Но брат уже подумал: он рванулся в обзорный вагон.
