Фонарь держал Уилтраут, кондуктор. За ним шли машинист и мускулистый негр в измазанном сажей комбинезоне – судя по всему, кочегар с паровоза. Но вместо лопаты с углем он волок за собой заросшего бородой типа в настолько изодранных лохмотьях, что, казалось, наряд состоял из старых швабр. Бродяга пытался упереться в землю каблуками, что ничуть не замедляло поступь негра – лишь ботинки влекомого оставляли в песке две борозды.
– Отпусти меня, чудовище! – велел бродяга, и его голос оказался неожиданно низким, а выговор – неожиданно изысканным. Он даже слегка картавил. – Или ты не уважаешь особ королевской крови?
– Никто не ранен? – спросил нас Уилтраут, не обращая внимания на протесты пленника.
Пассажиры принялись качать головами, бормоча «нет», и кондуктор повернулся к почтовому вагону.
– А с тобой, Моррисон, я еще поговорю, – молвил он сурово.
Не вполне в этом уверен, но мне показалось, что в почтовом вагоне кто-то тихо заскулил.
– Итак. – Уилтраут снова повернулся к нам и кивнул на негра: – Тут Бедфорд говорит, что этот проходимец вылез из-под вагона. Кто-нибудь видел, откуда он взялся?
– Да, сэр. – Я указал на багажный вагон: – Он во-он там ныкался.
Уилтраут направился к багажному вагону и стал светить фонарем под ним, а Бедфорд и машинист с подозрением уставились на пленника, причем оба разве что не рычали и не скалили зубы.
– Да, он ехал под вагоном, – объявил кондуктор, разглядывая тележку. – Вон его котомка. Ты где залез под поезд? Когда мы набирали воду в Уэльсе? Или в Промонтори?
Неожиданно дернув плечами, бродяга высвободился из лап Бедфорда. Но вместо того чтобы броситься наутек, принялся неторопливо, с преувеличенным достоинством отряхивать свои пестрые лохмотья. Вокруг заклубились облака пыли, завиваясь дымком в луче фонаря. Под конец тип взъерошил бороду, и та из пепельно-серой превратилась в угольно-черную.
– Я сажусь и схожу, где пожелаю, – ответил оборванец, закончив свой туалет. – Подробности вас не касаются.
– Ах, неужели? – холодно спросил Уилтраут. Он повернулся к толпе с улыбкой, напоминающей оскал мумии. – Все в порядке, господа. Ситуация под контролем. Возвращайтесь на свои места, поезд скоро тронется.
– О, ничего подобного! Я знаю, что вы задумали, – глумливо перебил его бродяга. – Гоните прочь свидетелей, чтобы выбить из меня ложное признание. Не-ет, не выйдет. – Он сделал шаг вперед и раскинул руки в стороны: – Леди и джентльмены! Выслушайте меня! Я, Эль Нумеро Уно, король хобо[17], не имею никакого отношения к смерти того человека!
Заявление произвело в толпе эффект брошенной в пруд наковальни: по собравшимся заметались волны возбужденных голосов.
– Избиения не будет, – заверил мой брат бродягу. – Только расследование по всем правилам.
Локхарт издевательски хохотнул.
– Для расследования достаточно взглянуть на пятна на одежде этого грязного проходимца, – сказал Уилтраут и поднес фонарь поближе к Эль Нумеро Уно. – Свежая кровь.
Вместо болтовни из толпы пассажиров послышались ахи и охи. Какой там Буффало Билл – самому старине Уиллу Шекспиру не удалось бы поставить столь захватывающее представление.
– Естественно, меня забрызгало кровью! – возразил король хобо. – Бедолагу затянуло под колеса в каких-то четырех футах от меня. Я своими глазами видел, как голову сорвало с шеи, точно виноградину с лозы. Но больше я ничего не сделал, только увидел. Покойный вывалился из поезда безо всякой моей помощи.
