Коротков вызвал меня к себе.
– Если ты хочешь заниматься спортом, то будешь заниматься им в Кандалакше или Варкуте.
«Санаторий северное сияние», как называли среди солдат Воркуту, Кандалакшу и прочие удовольствия. Мне это естественно не очень светило.
Коротков был не дурак. И очень быстро начал обделывать свои дела в Ленинграде. Первым делом он выбил себе квартиру, что было очень просто с его связями в Министерстве обороны. Завел знакомых среди директоров продовольственных магазинов. Мой «кавзик» при этом использовался ими в личное пользование для поездок на их дачи и вечеринки. В очередной раз, когда все были развезены, оставшаяся жена одного из них, которую я должен быть доставить домой, на одной из забытых дорог приказала мне остановится. И разлеглась на заднем сидении, пухленькая блондинка. Ей было отказано. Я был честен и не мог переступить порог. Ничего не случилось. По всей видимости, муж ее не особенно удовлетворял. После этого я больше ее никогда не видел.
Директора продуктовых магазинов всегда были на высоте в то время и очень уважаемы. В этом тоже была культура Петербурга.
Такова была спортивная 23-я рота СКА на Ломаной улице. Но скоро это все кончилось. В один прекрасный вечер Коротков выстроил всех на плацу. Все уже знали, что произойдет. Своим спокойным в этот раз голосом он заявил:
– Приказом командования Ленинградского военного округа я направлен в Германию и передаю полномочия командованием роты старшему лейтенанту Володяеву.
И сразу же покинул территорию части. В тот же вечер все прапорщики и офицеры напились. Володяев уснул в его офисе. Звонит в роту в 3 часа утра.
– Сережа ты уже не обессудь… – он еще полупьяный, чтобы я его отвез домой.
Он, кстати, потом повесился у себя дома на водопроводной трубе. Я узнал об этом несколько лет спустя.
Итак, мы сидим в ресторане и это конец 70-х. Нам под 20 с лишним и мы дембеля. Рядом за соседним столиком две девицы, им под тридцать. Мы переглядываемся, и они в конечном счете перемещаются за наш стол. Официанты недовольны, но все улажено. У нас машина, хотя все пьяные. Все едут на квартиру к Рае и зависают там на три дня. Раечка со мной. Ус спит с другой, Витька не у дел, что не совсем так. Он ездит в вокзальный ресторан, чтобы прикупить что-то перекусить, с водкой в Ленинграде ночью никаких проблем, любой таксист имеет под сиденьем, стоит 10 рублей.
Моя Раечка. Потом мы будем долго вместе по вторникам каждую неделю. Мы будем любить друг друга навсегда. Моя девочка Раечка, где ты? Еще жива ли ты? Когда последний раз я видел тебя? Тридцать лет назад.
Как обычно по вторникам я у моей Раечки. Мы немножко выпиваем, и слушаем музыку, и говорим. Ее комната обставлена разными иностранными бутылками, банками и прочей дребеденью, на полу стоит ваза, из которой торчат длинные сухие камыши. У нас с ней день рождения в один и тот же день, только с разницей в 10 лет. Мы водолеи. Она худенькая, небольшого роста, ее нос с горбинкой. Она парикмахерша со своей клиентурой, среди которой много жен влиятельных людей.
Звонок в дверь. Раечка с настороженным видом. По звонку она знает, это Анна. Дверь открывается, и появляется Анна. Нет, сначала появляется ее грудь, которая гораздо большие, чем на картинах Рембрандта. Но с этим ничего не сделать. Она еще принесла бутылку вина. В то время не надо было предупреждать, что ты придешь в гости. Просто звонок в дверь.
