Прошли годы, десятилетия… - страница 38

«При самой благоприятной погоде 9-го июля мы выехали из Обдорска, -пишет он, – летом малолюдного и скучного. Несколько суток пришлось потратить, чтобы добраться до Хэнских рыбопромышленных заведений, откуда, собственно, и должно было начаться наше путешествие в Надым, признанный профессором Аркадием Ивановичем Якобием лучшим местом для миссионерского стана и административного пункта в Обдорском крае.

Ничего нет отвратительнее этих длинных и продолжительных путешествий в лодках под медленными ударами вёсел гребцов, плывущих медленно, скрипящих, монотонно вздрагивающих после каждого взмаха весла. Настроение путешественников почти всегда скоро становится мрачным, они скоро начинают нервничать от неустанной борьбы с комарами, не позволяющими заняться никаким делом. Внутри каюка нестерпимо душно, на крыше его не на чём остановить взор. Кругом вода, синеватая полоска горного берега… А комары и там и здесь одинаково зловеще пищат и не дают ни на минуту покоя…

Мы, доехав до Ярцыног, последнего перегона в Хэ, крайне утомлённые путешествием, желчные, раздражённые, решили для разнообразия пройти последние двадцать вёрст пешком зимней горной дорогой на Хэ.

Мы вошли в приполярный лес, где чахлые деревца ельника и кривые в верхушках лиственницы друг от друга отстоят на четыре, пять и больше сажен. На земле полное отсутствие травы. Под ногами лёгкий, глухой треск от ломавшихся иногда тонких сухих веток, шум от ступания на сухой ил, какой-то неведомый мох… Что-то таинственное, волшебное было в представшей глазам картине этого леса. Ослепительное северное летнее солнце дополняло эффект. Оно самый воздух уже тёплый будто сгущало. Я остановился очарованный. Тишина мёртвая, деревья не колышутся, будто околдованы… Околдован сам чистый и прозрачный воздух, по странному восприятию впечатлений казавшийся густым… Пустыня… Но пустыня не давящая, не гнетущая, напротив, вызывающая какой-то особый восторг, редкое восхищение…

Не знаю, сколько времени я стоял, отдавшись своим чувствам, не знаю, сколько бы времени ещё простоял… Я под впечатлением этой дивной картины забыл всё и вся… Даже утратил чувство к боли от комариных укусов».

Много им пришлось испытать в этом путешествии, искать нужные протоки, удивляться красоте мест, мимо которых приходилось проплывать, но вот наступило время ночёвки.

«Комары, щадившие нас днём на реке, напали на нас на суше с страшным ожесточением. Мы немедля стали раскладывать большой костер и, обложив его кругом мокрым тёрном, уселись под самый дым, которого комары переносить не могут. Но переносить его не могли и мы. Дым ел наши глаза, попадал в дыхательное горло… В результате все мы и кашляли, и чихали, и плакали. Выходили из сферы действия дыма, чтобы передохнуть немного, но там попадались к комарам, которые сразу же целыми тысячами облепляли храбреца, чуть не с воем тотчас же возвращавшегося под спасительный кров дыма. И всё-таки этими храбрецами мы все успели перебывать чуть не до пятнадцати раз за всю короткую ночёвку. О чае и ужине никто и не помышлял, хотя громадный медный чайник весело кипел над костром, были принесены из лодки эмалированные чашки и холодная закуска. Запасливые самоеды, устроив для защиты от комаров полог, все вместе забрались под него спать. Мой товарищ пошёл спать в лодку. Хэнский проводник-зырянин, нахлобучив на голову треух своего летнего гуся, уткнулся лицом прямо на траву и закрыл голову ещё для большей безопасности локтями рук. Недалеко от него расположились спать, закрыв лица платками, мои толмачи. Я же сидел у костра, подклады-вая безостановочно сухие и сырые ветки деревьев и хворост. Наконец и я не выдержал. Несмотря на жгучий зуд от комариных укусов, на острую глазную боль от дыма, веки стали слипаться, и я заснул тревожным больным сном…