Попетляв по узким улицам небольшого города, автобус выбрался на площадь перед храмом и Джеф вышел, вместе с толпой пропылённых людей. Он чувствовал себя вдвое тяжелее от той ноши которая осела на нём за время этого путешествия. Закатное солнце смягчило дневную жару, но всё равно ему показалось, что он по ошибке вместо того, чтобы выйти на улицу, залез прямо в печь огромного пирожника. Приближалась ночь. И его путешествие было закончено, и можно было бы отправиться домой, но разве из этой тьмутаракани выберешься тогда, когда захочешь. Придётся смирно сидеть и ждать, когда будет рейс обратно. Стюардесса, на карточке которой было написано Джейн, сказала ему что он с ними же полетит назад. Оказывается, она знала и его, и Нору, и Стива.
Ну, Нору – понятно, у Норы были довольно обширные связи среди стюардов и лётчиков. Она со своей профессиональной памятью знала почти все экипажи. А поскольку их вокзал не так уж и велик, экипажи вполне можно было и запомнить. Но то, что одна из стюардесс знает кого-то из диспетчеров, обозначало только одно: они пересекались где-то на вечеринках, устраиваемых на вокзале. И, видимо, пересекались давно – он уже невесть сколько лет не ходил на вокзальные вечеринки. Джеф её вспомнить совершенно не мог. Промолчал об этом, что бы не портить ей настроения на работе. Она была мила и вежлива, ей было приятно увидеть в салоне знакомое лицо, тем более, что хлопот Джеф не доставлял.
Он прошёл в широченную классическую дверь, скорее напоминавшую ворота и привычно встал на правое колено. Неподалеку от алтаря сидел прижавшись спиной к стене человек в альбе. На шум шагов он неторопливо повернул голову. Джеф поднялся и двинулся к нему.
Это был странный вечер. Священники, их было двое: отец Хуан и отец Джозеф, пригласили его на ужин, состояший из бобового супа и паровой рыбы. Интересно было смотреть на них. Чем-то это напоминало общение отца Вильхельма, Теодора, Франциска и Рея. Но всё более степенно, возможно потому, что тут священники были старше.Они из уважения к Джефу перешли с родного языка на английский. Ужин был после вечерней мессы и затянулся: оказалось, есть немало тем на которые можно было поговорить после обстоятельного знакомства.
Его не спросили крещён ли он, не спросили, как он пришёл к Богу, наверное, это подразумевалось: раз он сидит с ними тут, то он свой. Поитересовались, чем он занимается в жизни и когда Джеф сообщил, что он бывший лётчик, сказали:"О"! Здесь это большая редкость: такое образование стоит дорого. Спросили о жене и детях, на что пришлось ответить, что его невеста слишком молода и приходится по закону откладывать свадьбу. Это вызвало поощрительный смех и предложение приехать сюда совсем. "Здесь нет таких невероятных ограничений" – сказали ему. А что, это была дельная мысль. Джефу было хорошо тут, с ними. Хотя иногда они срывались на свой испанский, да и он сам тоже, но даже ни акцент, ни неправильное построение фраз не мешали им понимать друг друга.
Его проводили в одну из комнат, как он понял, кто-то из священников предоставил ему свою постель. Джеф, даже не успев оглядеться, рухнул на жёсткую кровать и уснул. Как ни странно, ночью он замёрз и проснулся от холода. В окно светила здоровенная луна: неумолимо приближалось полнолуние. Включив свет, он огляделся в поисках одеяла, но его нигде не было. Что ж, спартанскими условиями его не удивишь. Джеф снова вытянулся под тонкой простынёй и задумался. Да. Приходилось смириться с тем, что он оказался не так силён, как думал раньше. Не так стоек и не так самодостаточен. Без Николь ему теперь не прожить. И даже не потому, что он стал зависим от неё, а просто потому, что воздух без неё не приносил свежести, еда без неё не насыщала и отдых без неё был не отдых, а краткие провалы в сон.
