Просто Чудо - страница 17

Пот, склизкий и липкий как Дусин холодец выступил у сотрудника Патентного Ведомства – изо всех пор, и застыл на нем как скафандр.

– Что же делать теперь! О, ч-чёрт! Ну что же делать?!

Первой мыслью его было – сжечь. Все-все чертежи и формулы проклятой машины вместе с папкой, и пепел в сталинской кладки канал поскорей спустить. Пока над каналом и над прилегающим к нему дачным поселком – защитный покров глухой подмосковной ночи навис.

От сердца как будто вмиг отлегло и задышалось чуть свободнее и легче.

– А Шутову скажу, что папки этой вовсе и не было никогда. Приснилась она ему. Да и самого его я вообще не видел. Кто он вообще таков, спрашивается? Какой-то выдуманный академик какой-то выдуманной академии. К тому же американской… Ха!… Подумаешь, Исай Григорьевич какой-то…

Но тут Сан Саныч вспомнил о своей расписке и задрожал так, что пружины под ним громче, чем при любви заскрипели, заныли, захрипели, заплакали.

– Что же делать!? – просипел он снова, судорожно растирая сам себе грудь – там, где сердце, – Ну что! Что!? Что??!!!…

К трём часам дрожь прошла, но сердцебиение и ужас от почти что содеянного остался.

Сан Саныч еще долго лежал, испуганный и потный. Всё слушал, как за фанерной стенкой внучка его Олечка ровно дышит. Милая круглоглазая, круглощекая девочка, которой, по его же, дурака, глупости, по чьему-то злому авантюрному умыслу, чуть было вообще никогда было бы не родиться. И босоножек модного среди современных дошкольниц цвета «мальвина» не носить. И из лейки деду на руки воды не поливать. И не смеяться. И о будущем не глаголить. И слова «чёрт» ему не запрещать. И потешных чертежей там у себя в блокнотике не рисовать…

Уже под самое утро, первая электричка как раз только-только своё отпев, унеслась на Москву, Сан Саныч рывком поднялся с постели. На веранде при остаточном свете конопатой луны покурил. Там же и принял спасительное для себя и для своей любимой семьи решение.

– Князь Игорь… Пусть живет… Как ему нашей историей было назначено… – решил Ходиков, – А вот этот самый, который Шутов… Его как раз надо и покарать: чтоб не повадно всякое изобретать! Да-да! Именно – покарать… его, так сказать, мать…

После чего Ходиков взял со стула свой портфель и на цыпочках прошел по мокрой траве к времянке, в которой хранил свой огородный инвентарь. Запатентованный им же еще в позапрошлом году складной, на манер японского зонтика, портативный секатор там в темноте нащупал и тихо в портфель к себе его положил.

До следующей электрички на Москву у него оставалось еще двадцать две минуты. Значит – до спасения мира – только два каких-то часа с копейками.

Вообще-то счастливой Люсю Золотову назвать трудно. Даже до среднестатистически удачливого человека ей не дотянуть. Не сложилось как-то.

Один за другим ускользали от нее и, с до слез обидной резвостью в никуда улетали пословично неповторимые в жизни каждого человека шансы. В магазинах любой мало-мальски дефицитный товар у нее всегда перед самым носом кончался. Это из-за нее, Люси Золотовой, застревали в шахтах лифты, отменялись и таинственно выпадали из расписаний поезда, трамваи, автобусы и самолеты.

Даже лошадь, на которой Люся в детстве как-то раз попыталась прокатиться, рухнула под ней и сломала ногу. Так что пришлось ее пристрелить. Не Люсю, понятно – лошадь, ну да разве ж это то, что принято называть ёмким и внятным, всё-всё обобщающим словом «счастье»?