Пространственно-ориентированная Психология - страница 15
Аналогично, теория аффордансов Дж. Гибсона описывает функциональные возможности среды, воспринимаемые телом, но остается в русле моторно-перцептивной парадигмы. “Affordance” – это то, что можно сделать в среде, а не то, что я чувствую или как я эмоционально существую в этом пространстве. Эмоциональная насыщенность, ассоциативные связи, символическая нагрузка и личностная история, связанная с тем или иным пространством, выходят за пределы функционального восприятия.
Понятия “healing environments” и “affective design”, развиваемые в архитектуре, дизайне и средовой эргономике, фиксируют важность позитивного влияния среды на состояние человека, однако остаются по преимуществу инструментальными, они исходят из задач создания среды, а не из анализа внутренней архитектуры восприятия. Эти подходы, как правило, опираются на стандартизированные характеристики (освещенность, наличие природы, визуальные ритмы), но не учитывают индивидуализированное, глубинно субъективное «население» пространства. Наконец, в ряде современных теорий “embodied space” или “emotional space” пространство осмысливается как вовлекающее тело и эмоции, но зачастую остаётся либо слишком абстрактным в философии, либо лишенным диагностической функции в когнитивной психологии. Ни одно из существующих понятий не предлагает операционализируемую модель, позволяющую работать с эмоциональной структурой восприятия пространства как с устойчивым паттерном, поддающимся идентификации, интерпретации и трансформации в рамках консультативной практики.
Именно поэтому введение термина пространственно-эмоциональный паттерн представляется своевременным шагом в развитии интегративной методологии психологии среды. Он позволяет не только преодолеть ограничения существующих концептов, но и объединить их достоинства в единой диагностической и терапевтической рамке, в центре которой, переживание среды как эмоционально организованной формы бытия.
Особое значение для обоснования понятия пространственно-эмоционального паттерна имеет российская психологическая школа, в которой восприятие среды традиционно рассматривалось не как внешний фон, а как внутренне значимая часть структуры сознания. Уже в культурно-исторической концепции Л.С. Выготского среда выступала не как нейтральное окружение, а как носитель знаков, смыслов и средств деятельности, через которые формируется психика. В этой парадигме личностное и социальное развитие индивида неотделимы от освоения культурного пространства, что подразумевает эмоциональную и символическую включенность в среду.
Развивая эти идеи, А.Н. Леонтьев в рамках деятельностного подхода подчёркивал, что среда входит в структуру мотивации как опосредующий фактор: “деятельность человека всегда разворачивается в определенной предметной среде, но смысл этой среды не дан изначально, а формируется в процессе мотивационно-целевой активности” (Леонтьев А.Н., 1975). То есть, среда становится значимой, отвечая личностным смыслам и целям субъекта. Таким образом, уже в деятельностной теории закладывается понимание среды как психологически насыщенного пространства, включенного в процесс саморегуляции.
А.В. Петровский развил это направление, введя понятие “психологического контекста жизнедеятельности”, подчеркивая, что среда влияет не только на поведенческую активность, но и на формирование идентичности, системы ценностей и структуру Я. В его подходе особое внимание уделялось эмоционально значимым событиям, через которые человек взаимодействует со средой, наделяет ее личным смыслом и включает в автобиографическое пространство личности. Как писал Петровский: