Просвет моей уязвимости - страница 24

Зато сейчас не ездит “зайцем” даже одну остановку, не пропускает визита в общественное место без чаевых в благодарность за труд и оказанные услуги, участвует в благотворительных движениях и помнит об ошибках прошлого.

Чтобы найтись – потеряйся.

Алкоголь играл в ее жизни роль анестезии: коротким замыканием временно отключал питание улью в голове, и тогда Дедушка Сон, как в детстве по рассказам папы, накрывал ее своим крылом забвения. Она не видела ярких образов, не разговаривала с Богом и не вспоминала сюжеты из жизни. Время смыкалось в черный экран, в эфире которого несколько часов существовало “ничто”. Потом глаза нехотя фокусировались на окрестностях, машина потихоньку заводилась, двигатель разгонялся до низких оборотов осознанности.

– Я есть, я здесь.

– Да сколько можно просыпаться? Я просто хочу остаться там. Сколько еще пить, чтобы меня добило?

По утрам начиналась школа, привычная нервозная обстановка, мокрая голова, отказ от завтрака, впитывание информации, иногда прогулки после уроков. Все это время она голодала и ждала наступления вечера, когда появлялась возможность отыграться в своем замкнутом мире. Таким образом, жизнь разделилась на день и ночь, свет и тьму, сладость и гадость. Элиза много уходила в себя, чаще всего в наушниках, плохо ориентировалась в наружном мире и еще хуже – во внутреннем. Чтобы находиться в центре внимания, ей пришлось полностью сменить имидж, компанию, больше общаться с парнями, чтобы понимать их психологию, изучать мемы (интернет-шутки) и игровой жаргон, гонять мяч до посинения, обнуляться через алкоголь, музыку и искаженные отношения с едой.

В этот же период складывались наметки молодежной социализации. Подростки из крутой компании собирали народ на вечеринки с алкоголем и танцами. Конечно, у нее был VIP-проход практически на любую. Сборище людей, в котором она вызывала к себе симпатию, было счастливым билетом. Имея знакомых с разными интересами, легко выбирать то, что по душе и выгоде. Особенно, когда все мысли только о том, чтобы снова окунуться в забытие спиртового оффлайна.

В пьяном бреду ей казалось, что мир – это отражение ее самой, только в кривом зеркале. Большую часть времени оно пугало, но иногда, в моменты гормональных просветов, становилось смешно, в том числе, от интенсивности самообмана. Внешняя картинка заманивала в дебри дремучего леса, но никто, даже сама героиня, не осмеливался туда зайти. Все вокруг представлялось одной большой болью, которая глушилась либо алкоголем, либо вредной пищей, либо созависимой привязанностью к человеку. Создавался замкнутый круг: внутренний конфликт порождал стремление искать лекарство вовне, неудовлетворение от результатов поиска приводило к усилению душевных терзаний. Внешне это была душа любой компании, человек-смех, открытый, добрый, опора и объект обожания. Внутри – неописуемое чувство отсутствия жизни.

На ее пути становления было несколько околосмертных эпизодов. Какие-то были спровоцированы веществами, другие – чувством горького уныния вдали от “дома”. Она знала, что “дом” – это не место, а состояние. Это ощущение причастности к своему началу и продолжению там, где внутри царит гармония. Для нее этого чувства не было нигде, даже в своем теле.

– Не понимаю… Что я здесь делаю? Зачем все это? Я просто хочу домой. Где он? Я не знаю…

– Ненавижу! Дурацкое тело, зачем ты меня держишь? Отпусти меня домой, я хочу домой!