Гас продолжал свои попытки генерировать «позитивные вибрации». Он выучил (или, вернее, загрузил) правила всех настольных игр, существующих в человеческой цивилизации, и периодически предлагал Элиасу «сыграть партейку-другую для стимуляции когнитивных функций и укрепления… э-э… компаньонских связей». Элиас неизменно отказывался. Тогда Гас переключался на «легкую развлекательную программу»: рассказывал «интересные факты» (например, что у жирафа самое высокое кровяное давление среди всех млекопитающих) или предлагал включить «оптимистичную музыкальную композицию из списка рекомендованных психологами «КиберДруг Инк.». Элиас предпочитал тишину, даже если эта тишина теперь была наполнена неутомимым энтузиазмом Гаса.
Пип, неугомонный исследователь, закончив с каталогизацией видимых объектов, переключился на невидимые. Он сканировал воздух на предмет наличия вредных примесей («Обнаружены следы пыльцы амброзии, мистер Торн. Рекомендую закрыть окна и включить систему фильтрации на максимальную мощность»), проверял качество воды («Содержание хлора на две десятых процента выше нормы. Предлагаю установить дополнительный фильтр на основе активированного угля») и даже пытался анализировать эмоциональное состояние Элиаса по микровыражениям лица и тону голоса («Фиксирую легкое понижение тонуса и сужение зрачков. Возможно, вам требуется отдых или чашка травяного чая с ромашкой?»). Элиас начинал чувствовать себя подопытным кроликом в сверхсовременной лаборатории.
Погода за окном продолжала демонстрировать чудеса предсказуемости. Солнечные дни сменялись редкими, короткими дождями, которые, казалось, лишь для того и нужны были, чтобы смыть пыль с идеально подстриженных кустов. Элиас смотрел на этот безупречный мир, на своих безупречных компаньонов, и чувство стерильного удовлетворения, которое он испытал в первые дни, начало медленно, но верно трансформироваться в нечто иное. В ощущение какой-то глубокой, фундаментальной… скуки. Да, именно скуки. Он, Элиас Торн, человек, построивший империю на логике и порядке, человек, презиравший хаос и непредсказуемость, начинал тосковать по ним.
Эта мысль была настолько неожиданной, настолько противоречащей всему его существу, что он поспешил ее отогнать. Но она возвращалась. Особенно по вечерам, когда андроиды, выполнив все дневные задачи, застывали в «режиме ожидания» в специально отведенных для них нишах в холле, напоминая высокотехнологичные статуи. Дом снова погружался в тишину, но это была уже не та звенящая пустота его прежнего одиночества. Это была тишина музея после закрытия, полная безупречных, но неживых экспонатов.
Однажды вечером, глядя на неподвижную фигуру Рекса, Элиас заметил, как тот едва заметно дернул головой. Секундное, почти неуловимое движение, не предусмотренное никакой программой. Или ему показалось? Элиас отмахнулся. Наверное, скачок напряжения в сети. Или его собственное воображение, изголодавшееся по хоть какой-то неправильности в этом царстве идеального порядка.
Но семя сомнения было посеяно.
Глава 5
Первый явный сбой в безупречной системе произошел на десятый день, в среду, когда послеобеденное солнце, пробившись сквозь кроны вековых лип, рисовало на паркете кабинета Элиаса причудливые узоры света и тени. Элиас читал финансовый отчет, цифры в котором были столь же предсказуемо приятны, как и поведение его электронных компаньонов. До сего момента.
