Провидец Энгельгардт - страница 12
Однако Энгельгардт ещё не теряет веры в помещичье хозяйство. Радуясь признакам возрастающего благосостояния крестьянина, он прибавляет: «Конечно, ещё более будешь радоваться, когда вместо запущенных полей увидишь богатые фермы, управляемые людьми, сведущими в науке хозяйства… Для самих крестьян будет выгодно, чтобы явились предприимчивые и честные люди с деньгами и, главное, научными сведениями, люди, которые разработали бы запущенные теперь земли и на опыте показали крестьянам, какими средствами можно увеличить производительность земли и облегчить труд разработки её. И такие люди непременно явятся; откуда – не знаю».
Итак, Энгельгардт не просто был знаком с сельским хозяйством пореформенной России, но даже и написал об этом серию писем под тем же названием, какое он дал впоследствии своей знаменитой книге. Основную тенденцию развития сельского хозяйства он уже тогда уловил: крестьянские хозяйства поправляются, помещичьи разоряются. Но по прошествии ещё восьми лет, оказавшись в Батищеве, он понял, что его прежние представления о судьбе российской деревни нуждаются в серьёзных уточнениях.
Крестьяне в деревнях Смоленской губернии в основной своей массе впали в нищету и часто в голодное время вынуждены ходить и просить милостыню. Единственное заметное улучшение их положения заключалось в том, что, нанимаясь убирать урожай ржи или косить сено в помещичьих усадьбах, например, исполу (то есть половину собранного идёт барину, другая мужику), они, увозя свою долю на свой надел, увозили с ним и почвенные частицы, определяющие плодородие почвы. Поэтому плодородие крестьянской земли повышалось, а помещичьей снижалось. Во всём остальном положение большинства крестьянских хозяйств стало совсем плачевным, и никакого строительного бума Энгельгардт не замечал, если не считать немногих дворов зажиточных крестьян и нескольких кулацких хозяйств. Именно к кулакам и относится замечание Энгельгардта о богатых мужиках, ранее боявшихся показывать, что у них есть приличные по деревенским меркам деньги, а с объявлением «воли» почувствовавших, что теперь у них будет полная свобода развернуться на ниве кровопийства. Читатели постарше, наверное, сразу вспомнят не столь уж отдалённые времена, когда в РФ вдруг объявились неведомо откуда взявшиеся миллиардеры.
Помещичьи же имения разорялись: у большинства помещиков в силу их неумения и нежелания хозяйствовать, у меньшинства – «по науке», то есть вследствие попыток создать хозяйства с применением заграничных машин, покупкой заграничного же породистого скота, с приглашением иностранных управляющих и агрономов и пр., что было обречено на неудачу из-за несоответствия этих начинаний условиям российской деревни, о чём у нас будет ещё не раз разговор. Ожидания Энгельгардта увидеть приход в деревню грамотных помещиков не оправдались, кроме его самого, да ещё десятка таких же, как он, теоретически и практически подготовленных хозяев имений на всю Россию – это было, можно сказать, ничто, меньше, чем капля в море. Энгельгардт же выделился среди этой кучки успешных хозяев не столько именно хозяйственной стороной дела, сколько своим публицистическим даром и его пламенной мечтой о привлечении в деревню, на мужицкую работу молодых интеллигентов, которая, пусть и ненадолго, и тоже с весьма скромными результатами, нашла отклик в молодёжной среде. А в 1863 году мечта о «деревне интеллигентов-крестьян», видимо, ещё только у него зарождалась, пока приняв форму идеи появления прослойки бескорыстных, предприимчивых и честных помещиков, у которых были не только умение хозяйствовать, научные знания и деньги, но и желание помочь крестьянам. Первое же знакомство с реальными помещиками показало тщетность надежд подобного рода. Среди них не было и не могло быть господ, сгоравших желанием стать благодетелями крестьянства, недавних своих крепостных. Да и крестьяне не поняли бы таких филантропов и не поверили бы им, это противоречило всему жизненному опыту многих поколений эксплуатируемых господами земледельцев. Мне кажется, Энгельгардту было бы несколько неловко в письмах поздних вспоминать мечты своих писем ранних.