Провинциальные тетради. Том 1 - страница 19
Вы думаете, Россия больна? – ничуть. Она здоровее буйвола. Просто мы, временно населяющие ее, – хроники, эпилептики, параноики, шизофреники, дистрофики и олигофрены – ничем ей не обязаны. У нас нет никаких обязательств. И до тех пор, пока нам будет все равно, мы будем жить в нигде…
* * *
Мы не сказочники, мы – материалисты.
* * *
Человек, стоящий в углу, не может быть полезен.
* * *
Не все ли равно, кто будет рассказывать нам про осень…
* * *
Бродить по земле оказалось намного интереснее и забавнее, чем торчать в небесах и считать себя воробьем. Вот что со мной произошло.
* * *
О «Казанове» Феллини. Нелепость и кукольность бытия. Все дышит какой-то необъяснимой марионеточностью: дома, люди, деревья, фонари, тротуары, скамейки, фонтаны, собаки – все-все. Движение строго очерчено и предрешено. Кафкино судилище.
* * *
Авангардистам привычней жить в развалинах – не стоит их беспокоить и тем более выкуривать оттуда.
* * *
Не нужно подстраивать себя под кого-либо, нужно просто строить себя из того материала, что накопило за свою историю человечество. О том же, но применимо к традиции в искусстве, писал Т. С. Элиот.
* * *
Право, если ты желаешь подарить кому-либо целый мир, то дари мир, а не рассуждения о мире, дари слово, а не рассуждения о слове. Рассуждения – дело частное, их лучше оставить у себя в дневнике.
* * *
Шизотип. Излюбленный герой у Попова.
* * *
Верное начало поэзии – что вижу, о том и пою.
* * *
Горячо любимого Барона затянула Москва. Черный Пью колет дрова. Борода – мэтр на мэтр…
* * *
Душа улетает в небо. У ворот рая просят справку с места жительства. – Нет ее у меня… – Ну тогда ступай в ад, – говорит Бог Саваоф.
* * *
Метафоры не сваливаются с неба, как манна. Помпезная, придуманная, вычурная метафора всегда необычайно скудна по своему содержанию, ибо она есть не-умение видеть мир, не-умение видеть взаимопроникновение вещей.
* * *
Пришел Попов и привел с собой Бога. «Сердце в земле».
* * *
Язык нужно любить не столько за то, что на нем можно тараторить без умолку, сколько за то, что на нем можно думать.
* * *
Нужно молчать и слушать, как разговаривают вещи. Чтобы понять смысл их, нужно не властвовать над ними, а сочетаться с ними, как равное с равным. Природа не терпит бунта.
* * *
Каждый раз поздним вечером – прогулка от одной остановки до другой. И говорить о стихах. Прелесть свежего воздуха. Пыль оседает и становится незаметной. Не чихается без пыли. Город мертв.
* * *
На берегах Оби. Дикость и свобода. Очень много воздуха. За горизонтом – Север. Страна гипербореев…
* * *
«Взбалмошная полночь» увенчала собой полтора года работы. Теперь пустота и навязчивая бессонница.
* * *
В конце концов, все порочны. Даже троллейбус на остановке…
14 ФЕВРАЛЯ
Памяти Сергея Львовича Кошелева (1991)
Все чаще начинаю думать о нелепости существования, о слепом времени, которое и вершит все свои трагедии…
Эта фатальность, исполненная пессимизма, начинает преследовать меня, едва я вспомню о С. Л. Кошелеве. Какое-то наваждение пришло в этот мир, словно расплата за грехи, которые никому не известны…
Приезжаю из Екатеринбурга, в среду иду в университет, и мне говорят, что С.Л. умер. Сердце. На Г. Я. лица нет, еле выдавила, что похороны в четверг, в 12. Илья Ис. – а они были друзьями – едва держался, но побежал за цветами… Меня попросили написать черной тушью…
Я знал, что будет именно так. Кто-то предположил, что Кошелев – сам… и я допустил эту мысль. Тогда, после нелепой смерти его Оли (господи, может, я ошибаюсь в имени!) я мог предположить все, что угодно.