«Мир – стихи», – такого не скажешь. Стихи – мир, да, но другой, свой собственный, хотя по камушку, по кирпичику и позаимствованный из этого. Стихи Иосифа Бродского – мир вообще особый и, при наличии ряда постоянств (констант), на месте не стоящий. «Примечания папоротника», несмотря на свой небольшой объем (23 стихотворения, хотя большей частью, как это свойственно Бродскому, длинных), – по моему впечатлению, некоторый рубеж в жизни этого мира, а возможно, и в жизни поэта.
Вошедшие в книгу стихи относятся, грубо говоря, ко времени между Нобелевской премией и 50-летием Бродского. Неважно, значили ли что-то (внутренне) эти даты для поэта или нет, – в любом случае «рубежные» стихи пришлись на этот отрезок времени. Однако сам этот их характер привязан к другому факту хронологии – концу века. Тем они и «рубежны», что он – рубеж.
По силе презренья догадываешься:
новые времена.
(«Примечания папоротника»)
Новые времена! Печальные времена!
(«Fin de siиcle»)
…мир вокруг
меняется так стремительно, точно он стал колоться
дурью, приобретенной у смуглого инородца.
(«Кончится лето. Начнется сентябрь. Разрешат отстрел…»)
В новой жизни, в гостинице, ты, выходя из ванной,
кутаясь в простыню, выглядишь, как пастух
четвероногой мебели, железной и деревянной.
(«Новая жизнь»)
От пастуха и мебели недалеко и до кентавров – человекодивана, человекоавтомобиля. «Помесь прошлого с будущим, данная в камне, крупным планом» («Кентавры III»). Или не в камне: «…наезжая впотьмах друг на дружку, меся колесом фанеру» («Кентавры I»). Или без упоминания кентавра как такового:
Конец ознакомительного фрагмента.
