– Спасибо.
Папа провёл рукой по рисунку, словно хотел прикоснуться к миру, который она создала на бумаге – осторожно, бережно, почти благоговейно.
– У нас на работе скоро выставка талантов. Можешь нарисовать что-нибудь?
Аля мягко коснулась его руки. Его пальцы пахли табаком и еле уловимым ароматом мыла – такой знакомый, родной, папин запах.
– Конечно, папа. Но можешь взять и этот рисунок, я не против. Когда я его дорисую…
Она замолчала, разглядывая своё творение, пытаясь увидеть его чужими глазами – картину без изъянов, которую создала она, девочка с тысячей комплексов.
– Я просто не знаю, смогу ли в ближайшее время нарисовать что-то подобное.
Это внезапная вспышка озарением пробилась сквозь туман её неуверенности. Но ей не жалко отдать рисунок – не жалко выпустить часть себя в мир.
«Может, эта выставка на папиной работе сблизит нас…»
Папа положил ей руку на плечо, слегка сжал – как в детстве, когда любой кошмар мог быть развеян этим простым жестом.
– Не забрасывай свои таланты. У тебя хорошо получается.
Аля тихо поблагодарила его и вернулась к рисунку. В груди зажёгся маленький огонёк, который не погас, несмотря на все ледяные ветры в её жизни. Она понимала, как важно, чтобы её поддержал хотя бы один близкий человек.
Снова взяв в руки кисть, Аля продолжила рисовать. Время летело незаметно, словно песок сквозь пальцы. Несмотря на боль и переживания, она с воодушевлением дорисовывала картину, добавляя тени и свет, превращая плоское изображение в нечто живое и дышащее.
Кажется, прошло несколько часов, и рисунок стал ещё более детализированным – каждая прядь волос, каждая складка платья проработаны с любовью и вниманием, с какими она никогда не относилась к себе реальной.
Аля откинулась на спинку стула и смотрела на своё творение – как родитель смотрит на ребёнка, только что сделавшего первые шаги. На бумаге была изображена девушка – стройная, с роскошными рыжими волосами и пронзительными зелёными глазами, смотрящими прямо в душу. Изумрудное платье, струящееся по телу, как вода по камням, подчёркивало модельную фигуру.
Это была она, но другая – идеальная версия. Не просто худее или красивее – свободнее, живее, настоящее. Глядя в глаза нарисованной девушки, Аля чувствовала: та гораздо более живая, чем она сама, погрязшая в боли и комплексах.
Но теперь Аля знала, что может стать ею. Она верила в это – впервые за долгое, очень долгое время.
Тревога всё ещё жила в ней, как старая рана, ноющая перед дождём. Но теперь она была готова начать этот путь. Пусть глаза слипались от усталости, руки дрожали, а уроки она так и не сделала до конца.
«Но какая разница?»
Аля бежала.
Ноги тяжело шлепали по мокрой дорожке стадиона, а каждый шаг отдавался глухим стуком в висках. В ушах грохотала музыка – резкая песня с надрывным вокалом и гулкими гитарами. Она не помнила, как этот трек оказался в плейлисте. Кажется, добавила его когда-то давно, в надежде, что агрессивный ритм поможет двигаться быстрее. Но сейчас музыка только усиливала давящее, изнуряющее чувство беспомощности.
Стадион в Зимнеградске был таким же, как и все в этом городе – серым, потрепанным временем и равнодушным. По краям дорожки росли редкие деревья, голые ветви тянулись к низкому небу, словно пытаясь ухватиться за что-то несуществующее. Влажный и холодный воздух пах прелыми листьями и сырой землей. Под ногами хрустела опавшая листва, смешанная с грязью, а вдалеке, за забором, слышался шум машин и редкие голоса прохожих – приближался вечер.
