Они все смеялись. Все. И даже Роман, сидевший рядом с Полиной, как обычно, не вымолвил ни слова в ее защиту. Просто смотрел куда-то мимо, словно происходящее его не касалось.
Аля сделала глубокий вдох. Раньше она бы расплакалась. Раньше убежала бы, спотыкаясь, чувствуя, как слезы застилают глаза. Но теперь… теперь у нее был тот другой мир. Мир, где ее ждали. Мир, где ее любили.
«Это не имеет значения. Они не настоящие. Настоящее – только то, что происходит там. Во Дворце».
Она села за пустой столик, аккуратно поставила стакан с водой и достала дневник снов, робко провела карандашом по бумаге. И вновь на листе проступил силуэт дворца, бального зала и его – прекрасного ночного принца, чье имя она произносила с трепетом даже в мыслях. Ноктюрн.
***
Дома Алю встретил отец – сегодня у него был сокращенный рабочий день. У его ног, сонно моргая большими желтыми глазами, терся уютный кот Рыжик. Увидев отца, Аля крепко сжала руках потрепанный рюкзак, в котором среди учебников и тетрадей лежал ее дневник снов.
«Мой портрет. Принёс ли он его с работы?»
– Привет, моя художница, – улыбнулся папа, когда Аля поскорее нырнула в квартиру, кутаясь в пальто, напитавшееся промозглым октябрьским холодом. – Как прошел день?
– Нормально, – привычно ответила она. А затем сразу перешла к делу: – Пап, а ты забрал мой портрет с выставки?
Папа слегка нахмурился.
– Да, конечно. Он в портфеле. А почему ты передумала? Всем коллегам очень понравился твой рисунок.
Аля протянула руку и погладила шелковистую шерсть Рыжика, отчего кот довольно замурчал.
– Я просто хочу его немного доработать, – она старалась, чтобы голос звучал непринужденно.
На самом деле, она не собиралась ничего менять в рисунке. Этот портрет был создан для другого мира. Для снов. Для Ноктюрна. Портрет – портал из ада в рай.
Папа рассеянно пожал плечами:
– Ты уверена? Мне казалось, ты была довольна результатом. Я даже удивился, что ты решилась нарисовать себя.
Щеки обожгло краской. Да, она нарисовала себя. Но не ту Алю, что смотрела на нее каждое утро из зеркала в ванной.
– Да, я хочу добавить несколько штрихов, – Аля натянуто улыбнулась и, потрепав пухлые кошачьи щёчки, направилась в свою комнату.
***
– Помнишь, как ты любила рисовать в детстве? – неожиданно вспомнил отец, когда они вместе накрывали стол к приходу мамы. – Ты всюду таскала с собой альбом и цветные карандаши.
Аля кивнула, поправляя скатерть – ту самую цветастую скатерть, пахнущую ванилью, которую мама так любила в ее детстве:
– Помню.
– А помнишь ту поездку на озеро? Тебе было, кажется, семь…
Память услужливо подбросила образы: солнечный летний день, пикник на берегу озера, отец, помогающий ей разложить краски на большом плоском камне. Да, тогда он был другим. Улыбался чаще. Разговаривал больше. Смотрел на нее с такой гордостью, когда она показывала свои детские рисунки.
– Ты нарисовала целую историю про русалку, которая жила в озере, – продолжал он с легкой улыбкой. – Рассказывала всем, что видела ее под водой.
Аля улыбнулась воспоминанию, ощущая, как внутри растекается такое уютное, но такое щемящее тепло:
– А ты сделал мне венок из полевых цветов и сказал, что я сама похожа на русалку.
Они принялись раскладывать столовые приборы. Рыжик вился у ног, будто пытался подслушать разговор.
– Ты была такой счастливой тогда, – задумчиво произнес отец, рассматривая салфетку. – Такой… непосредственной. Не боялась показывать всем свои рисунки, не стеснялась фантазировать.
