Для меня было бы приятнее подписать статью только инициалами. Для Вашего осведомления сообщаю, что в настоящее время я состою членом Ученого Совета Русского Заграничного Исторического Архива в Праге, в прошлом – Генерального штаба генерал-майор. Конечно, упоминать об этом в печати нельзя [63].
Налицо тут, с одной стороны, намерение автора отделить свою основную профессиональную деятельность от деятельности литературной, но, с другой стороны, и стремление сделать свою подпись разгадываемой, по крайней мере для определенного круга лиц.
Еще один прием неполного завуалирования настоящего имени – это выбор псевдонима, фонетически созвучного автониму. Так, экономист Б. Д. Бруцкус подписал одну из своих статей, опубликованных в журнале «Современные записки» (1937. №. 57), псевдонимом «Б. Бирутский». В письме к редактору журнала В. В. Рудневу от 10 августа 1934 г. Бруцкус сообщал:
Вчера я Вам отослал заказным пакетом обещанную статью. Подписал ее прозрачным псевдонимом, действительным разве только для insipientes [непонятливых] [64].
Впрочем, прозрачность подобных псевдонимов относительна. В росписи содержания «Современных записок», опубликованной в 2004 г., данный псевдоним Бруцкуса, например, не разгадан[65].
Применение криптонимов (инициалов и прочих усеченных форм автонимов), особенно в периодических изданиях газетного типа, зачастую выполняет еще одну функцию: создать разнообразие, т. е. избежать слишком частого повтора одних и тех же имен ближайших сотрудников. О данной функции говорится в письме А. С. Ланде (Изгоева) к М. С. Мильруду от 23 октября 1931 г.:
Посылаю первый фельетон об Эстонии. Мне не хочется подписывать его своим именем, чтобы в газете не было много одноименных сотрудников. Избрал, поэтому, псевдоним технический: «Домкрат». В месяцы своего заключения в Москве в Андроньевском лагере, я, ходя на работы на кабельный завод Шаншина, Вишнякова и Алексеева, много работал с домкратом и он произвел на меня глубокое впечатление[66].
Создание разнообразия подписей сотрудников в газетном деле, надо думать, едва ли не самая распространенная функция применения псевдонимов. В этом легко убедиться, если присмотреться к набору псевдонимов таких заядлых газетчиков, как Петр Пильский (у которого было свыше 60 псевдонимов) или Михаил Ильин (Осоргин) (около сорока псевдонимов).
Важнейшим, универсальным мотивом обращения автора к псевдониму вместо собственного имени являлось всегда стремление избежать неприятностей от властей. Защитная функция псевдонима стала особо актуальной в двадцатые и тридцатые годы ХХ века, в эпоху возникающих то в одной, то в другой части мира тоталитарных и авторитарных режимов. Неудивительно поэтому, что данная функция нередко отражается в переписке эмигрантских авторов межвоенных лет с редакторами периодических органов.
Так, дальневосточный журналист В. Н. Иванов писал в 1931 г. редакторам «Сегодня», предлагая газете услуги корреспондента с Дальнего Востока:
Да, еще по местным китайским и иным условиям – я вынужден буду подписывать мои корреспонденции Сергеем Курбатовым, и если не все, то наиболее щекотливые[67].
Более ощутимой была для русских эмигрантских литераторов в Европе опасность, исходящая от двух основных европейских диктатур, большевицкой и нацистской; опасность, впрочем, не столько для них самих, сколько для их родственников, проживающих в Советской России или в Германии.
