– Привет, мальчики, – прямо с порога затараторила Орлова. – Я не ослышалась, нет? Что-то вы тут про экспертизу?
– Спасительница ты наша, Зинуля, – изображая истинного джентльмена, Фомин галантно приложил свои уста к миниатюрной женской ручке.
– Я должна вас огорчить…
Фомин сразу встрепенулся.
– С анализами что-то?
– Нет, с анализами все в порядке…
– Ну, слава Богу, – оба офицера облегченно вздохнули.
– Я подготовила экспертное заключение: пистолет Макарова, из которого был убит начальник УгРо Лаврентьев, (хотя и спилен номер) – это табельное оружие Маврина. Это – во-первых.
– А что же тогда во-вторых? – спросил Фомин, сделав стойку, очень сходную с той, которую делают гончие, почуявшие добычу.
– Во-вторых, господа офицеры, на пистолете обнаружены не только пальчики Маврина.
– Чьи же еще? – чуть ли не в голос спросили оба.
– Свежие отпечатки пальцев лица, о котором я понятия не имею.
– Тогда – делай же что-нибудь! – воскликнул Фомин.
– Всенепременнейше, господин майор. Подготовила официальный запрос в Московскую центральную картотеку. Вполне возможно, что они там уже имеются. Если так, то нам скоро точно скажут, чьи эти пальчики.
– Тащи сюда официальное экспертное заключение, Зинуля, а я пока душу потрясу моего негодяя.
– Остынь, Фомин. Не пори горячку. Как бы нам самим не повытряхивали душу. Чую беду…
– Беда – не беда, но неприятность налицо.
Теперь и Чайковский стал проявлять нетерпение.
– Говори, Зинуля, не томи наши души.
– Она такая, – проворчал себе под нос Фомин.
– Дорогая ты моя, – Чайковский умоляюще глядел на женщину, – выкладывай все. – Фомину при этом незаметно погрозил кулаком. – Замолчишь ли ты, наконец?
– Молчу. Нем, как рыба. И даже больше, – Фомин стал постепенно входить в свое обычное слегка ироничное состояние.
– Маврин заявил отвод мне, как эксперту.
Теперь и Чайковский, кажется, начал терять самообладание.
– Что за чушь? Не верит в твою компетентность? Какие мотивы выдвигает?
– Он полагает, что не смогу быть объективной, так как лет пятнадцать назад я работала некоторое время непосредственно под его началом и могла затаить обиду. Так что…
– Вот мерзавец! – возмутился Чайковский.
– И я того же мнения, – все-таки вставил Фомин.
– Капитан Орлова, – Чайковский перешел на официальный тон, – чтобы через две минуты на моем столе лежало твое заключение. А с его отводом знаешь, что я сделаю?
Фомин хихикнул.
– Не стоит. Бумага жестковатая. Невзначай можешь и порезать кое-что из интимного.
Орлова же ответила:
– Слушаюсь, господин полковник. Как хотите…
Она повернулась и вышла из кабинета. Потом вернулась.
– А вы не забыли, мальчики, что он имеет на то полное законное право, а?
Фомин состроил на лице обиженную гримасу.
– За кого ты нас принимаешь, милочка?
– За отпетых болванов, а за кого же еще?
Она заливисто рассмеялась.
Фомин угрожающе встал.
– Ну, Зинуль, ну, погоди! Отольются мышке кошкины слезы.
Орлова, все еще смеясь, вышла из комнаты и потому не могла слышать последних слов Фомина.
Смех – смехом, идя к себе, думала Орлова, но история, кажется, начинает приобретать дурной оборот. И никто не может сказать, чем все это закончится. Во всяком случае, решила она, открывая ключом входную дверь своей лаборатории, надо немедленно по факсу отправить запрос в Москву: любопытно, кто еще держал в руках табельное оружие Маврина? И еще: какая во всем этом роль Маврина? Убийца? Нет, не похож он на злодея. Если не он, то кто? И как табельный пистолет мог оказаться в чужих руках. Похитили? Пусть так, но тогда новые вопросы: почему не заявил; почему молчит? Нет, тут явно много странного и совершенно непонятного. Где-то случайно обронил? Не заявил о потере, потому что боялся ответственности? Возможно все, но не в этом случае. Маврин – человек опытный и добросовестный. И ему ли не знать, какую опасность представляет находка-пистолет, попади в недобрые руки? Вспомнив о своих «мальчиках», слегка поседевших вместе с ней, подумала: «Ох, не завидую им. Потрудиться придется изрядно, чтобы прояснить это загадочное убийство».
