На другой день, прямо с утра в кабинете старшего следователя по особо важным делам областной прокуратуры Алексеева собралась в полном составе оперативно-следственная бригада.
Начал оперативное совещание хозяин кабинета.
– Итак – минуло семь дней, как был убит начальник УгРо, а что мы имеем, Чайковский?
– Мы имеем… Надеюсь, Илья Захарович, то, что известно каждому, не стоит докладывать?
– Разумеется.
– Два дня назад в СИЗО я побеседовал, так сказать, неформально с Мавриным…
– Без протокола? – уточнил Алексеев.
– Так точно. По-товарищески. В результате появились детали, проливающие некоторый свет на странности в поведении задержанного…
– Короче! – оборвал его Алексеев.
– Я в погонялах не нуждаюсь, Илья Захарович, – столь же жестко отпарировал Чайковский.
– Ну, извини.
– Установлена причина, по которой Маврин молчал, отказывался отвечать на вопросы следствия, – личная.
Алексеев недоуменно посмотрел в его сторону, но промолчал, а лишь встал, вышел из-за стола и подошел к окну.
Чайковский продолжил:
– Ситуация такова…
– Со слов Маврина, – уточнил со своего места Фомин.
– Ситуация такова, – повторил Чайковский. – Маврин за неделю до убийства познакомился с девушкой, в ресторане, за обедом. Она сама подсела за его столик. Разговорились. Назвалась Юленькой, студенткой. Потом мило попрощались. Он дал ей свой служебный телефон. Тогда же, под вечер она сама позвонила ему, пригласила к себе, поужинать. Он – не отказался. Вечер в интимной обстановке изрядно подзатянулся. Короче, лишь утром проснулся в постели красотки. Спешно засобирался и совсем забыл, что при нем был пистолет. Не проверил. И только в автобусе обнаружил отсутствие пистолета. Похмельная голова не позволяла никак сообразить, где и когда исчезло оружие. Подумал: выкрали во время посадки в автобус. Толчея там была. Но на всякий случай кинулся назад, к Юленьке: авось, там выронил. Приехал. Стал звонить. Никто не открыл. Вечером выяснил, что эта квартира сдается внаем одной фирмой. Сдается на сутки, двои – не больше. Используя служебное удостоверение, в фирме выяснил: квартиру на день сняла некая Юрина Ксения Васильевна. Через паспортную службу нашел эту Юрину. Но это – не Юленька. Она пояснила: потеряла паспорт (а, может, выкрали) примерно с месяц назад. Сейчас у нее новый паспорт.
Фомин добавил:
– Маврин сам нарисовал портрет той Юленьки. Составлен на этой основе фоторобот, начали розыск. Надеюсь, через пару деньков взять ее.
Алексеев вернулся к столу.
– Почему не заявил о пропаже табельного оружия? – спросил он.
– Не хотел огласки.
– На что рассчитывал?
Чайковский ответил:
– Надеялся самостоятельно найти Юленьку. Не успел. Его взяли.
– Несуразица… Зачем в молчанку играть, если по уши в дерьме?
Со своего места встал Фомин.
– Разрешите, господин следователь?
– Разрешаю. Только зачем уж так-то, формально? Да, – Алексеев вытащил из стола лист бумаги, – на тебя – «телега». Непотребно ведешь себя с задержанным. Это и есть плоды неформального общения?
– Грешен. Но это не имеет отношения к делу, Илья Захарович.
– Не понял. Как не имеет? Любая крохотная деталь…
Фомин храбро прервал Алексеева.
– Позвольте мне все-таки рассказать?
