Птичий отель - страница 15

Позднее я узнала, что примерно в это же самое время возле Сан-Франциско случилось землетрясение, которое назвали «Лома-Приета»[49]. Шесть и девять десятых балла по шкале Рихтера. Обвалилась часть моста над заливом, также был разрушен участок дороги, известной как Сайпресс Фривэй. Погибло шестьдесят три человека. Третья игра чемпионата по бейсболу была перенесена на десять дней.

После этого я больше не могла смотреть бейсбол, но слышала, что в том году на чемпионате победил «Оклэнд Эй». Если б Ленни был жив, то ужасно бы расстроился. Но ничего из этого больше не имело значения. В одно мгновение я лишилась всего, что любила на этой земле, потеряв двух дорогих мне людей.

Как и заведено в семьях, я могла бы найти утешение, поехав в Эль-Серрито к родителям Ленни. Мы собрались бы в гостиной – я, Эд, Роза, сестры Ленни… Они много раз меня звали, ко мне даже приезжала его сестра Мириам, но нам нечего было сказать друг другу. Конечно, семья отсидела шиву[50] по Ленни и нашему сыну. Приходили знакомые, приносили еду. Если б я там была, Роза обняла бы меня и мы вместе поплакали бы на диванчике. Но я хоть и была членом их семьи, ничего не понимала в их традициях. До этого две своих больших потери – мамы, а потом бабушки – я перенесла в одиночку, без слов сочувствия и объятий. Я знала только одно: смерть нужно держать в тайне, и вообще нужно быть стойким оловянным солдатиком.

Не приехав к родственникам Ленни в те тяжелые для всех дни, я, конечно же, обидела этих милых людей – и Эд с Розой, и Ракель с Мириам. Транспортная система залива еще не оправилась от землетрясения, но дело было даже не в том, как добраться до Эль-Серрито. Перед лицом такой огромной потери разве было важно, если рядом с ними не окажется такой второстепенный персонаж, как я? В тот трагический день земля разверзлась под ногами, проглотив все, что имело для меня значение. Ах, если б я исчезла тоже. Но весь ужас состоял в том, что я осталась.

Весной, через полгода после аварии, я приняла решение. Оно пришло ко мне в нашей крохотной квартирке на Валлехо-стрит, где жить одной стало невмоготу. Как часто бывало и прежде, я любовалась на аратингов, примостившихся на ветке неподалеку. Мне показалось, что один из них смотрит прямо на меня, словно пытаясь что-то сказать. Беги. Улетай отсюда.

Можно стоять так у окна до скончания дней. Или можно стать экзотической птичкой, вспорхнуть крылышками и… Как та женщина с шагаловской открытки, я могла бы оторвать ноги от земли и улететь отсюда. Обещанного поцелуя больше не будет, есть только шанс освободиться от невыносимого горя.

Я собрала все свои карандаши. В один мусорный мешок высыпала содержимое письменного стола, а в другой – все мое нижнее белье. Нельзя, чтобы кто-то посторонний здесь рылся. На свалку отправилась вся моя подноготная.

Старые грампластинки слишком много для меня значили, поэтому я сложила их в коробку и оставила на мостовой. Вернувшись в квартиру, увидела из окна, как какой-то пацан уже перебирает пластинки. Интересно, как он отнесется к альбому Боба Дилана The Freewheeling, к оригинальной обложке the Beatles к Yesterday and Today – той самой, с покалеченными пупсами. Достаточно ли он осведомлен, чтобы понять, какое это сокровище – песни Вуди Гатри? Что-то я сомневаюсь.

Я содрала со стен рисунки, смяла их и бросила в следующий мешок, вместе с открытками от Ленни. Холодильник был пуст, не считая нескольких морковин и наполовину початой банки с тунцом. Бросив в мешок и это, я почувствовала на душе необыкновенное спокойствие.