Птичий отель - страница 22

Кажется, только я изумилась. Лица остальных пассажиров остаются бесстрастными. По радио какой-то местный певец поет про свою несчастную коразон[63]. Если бы рядом сейчас был Арло, он уже давно бы изнылся – ну когда же мы приедем… На этот случай мы всегда брали кассетник с детскими песенками и книжки с картинками. Я надела бы ему на шею баранку на веревочке или съедобное ожерелье – ведь он такой непоседа.

А тут за всю дорогу даже ни один младенец не закапризничал. Обернув малышей в шали-слинги, матери держат их на руках, приложив к груди. В этих местах дети никогда ни на что не жалуются.

Прошло четыре часа. Моя соседка крепко держит на коленях коробку с жареной курочкой, фигурка Мадонны крутится на веревочке пуще прежнего – это мы преодолеваем самый извилистый участок дороги. На повороте над каньоном висит запутавшаяся в ветках машина, ветки держат ее крепко, не выпускают, а рядом – снова белые кресты. За парящей машиной светлеет бирюзовая водная гладь, озеро Лаго Ла Пас.

Наконец мы останавливаемся возле длинного причала. Женщина в фартуке почему-то уверена, что мне нужно сойти именно тут.

Первый раз за все эти дни я спрашиваю, куда мне идти дальше. Женщина ни секунды не сомневается.

Голос ее звучит уверенно. «Ла Эсперанса», – говорит она. Слово это означает «надежда».

Лаго Ла Пас простиралось вдаль и вширь на многие и многие мили, и возле этой водной бирюзовой громады расположилось с десяток деревушек и небольших городков. На глади озера темнели пятнышки рыбацких лодочек, зеленела береговая линия.

Иной путешественник, попав в столь незнакомое место, немного растерялся бы. Куда идти? Где тут что находится? Но мне вдруг стало спокойно на душе. Неподалеку носилась ватага мальчишек, влюбленные парочки прогуливались рука в руке, но в остальном ничто не напоминало мне о тех местах, откуда я приехала.

И была одна деталь ландшафта, явно принадлежащая совсем другому миру.

Куда бы ты ни пошел, отовсюду можно было видеть вулкан. Он доминировал надо всем – темный, молчаливый, – не устрашая, но и не привечая. Он нависал своей громадой над озером: края кратера, подвергнутые тысячелетней эрозии, закаменели, а верхушка горы пряталась за четко очерченным облаком.

В этом мире что-то постоянно менялось: погода, времена года; вырастали дети, а старики умирали, или происходили какие-то личные трагедии, как со мной, – и только вулкан оставался постоянной величиной. У таких, как я, никогда не проживавших в тени вулканов, от этого зрелища перехватывало дыхание, но для людей, проживающих вокруг Лаго Ла Пас, он был своим. Являлся такой же частью вселенной, как дождь, деревья, кукурузные поля и все остальное.

– El Fuego[64], – сказал какой-то мужчина. – Нуэстро волкан.

Наш вулкан. Он так это произнес, будто у каждого местного тут было по персональному вулкану.

Будь это в Соединенных Штатах или в любой другой развитой стране, такое озеро давно бы окружили многоэтажными отелями и аттракционами. Появились бы пляжи с зонтами, яхточки, водные лыжи. Но здесь ничего из этого не было. Только небо, вода и вулкан.

Вместе с десятком других путешественников, представляющих собой несколько сторонников контркультуры, тройку стареющих хиппи и очумелую средневозрастную парочку, на которую словно сошло озарение, я двинулась к пришвартованной у пристани лодке. Хозяин лодки жестом пригласил меня забраться на борт.