– Смотри, Пуфик! Вот эта башня держится! И стена не падает! Ой, а давай тут сделаем ворота? Большие-пребольшие! – Она уже не злилась, а увлечённо командовала процессом. Холодок досады и неуверенности вокруг неё почти исчез, сменившись жарким огоньком увлечённости. Замок получался! Не такой огромный, как мечталось сначала, но крепкий, аккуратный и очень симпатичный.
– Вот видишь, – сказал я, отряхивая песок с лапок, – у тебя отлично получается! Просто нужно было найти подходящее место и не сдаваться! А Чипа… она, наверное, просто пошутила.
Рыжуля посмотрела на свой замок, потом на меня, и её рыжая мордочка расплылась в довольной улыбке.
– Да… получилось! Спасибо, Пуфик! Ты… ты не только Облачный, ты ещё и Замкостроительный Хранитель! – Она рассмеялась своим звонким лисичьим смехом.
Я порадовался за неё. Ещё одно маленькое сердечко стало светлее! Но… моё собственное сердце Хранителя подсказывало: это ещё не то. Радость Рыжули была яркой, но неглубокой. Это была радость от удачно выполненного дела. Та печаль, что тяжёлым камнем лежала на Сердце Леса, была глубже. Тяжелее. Она была… одинокой.
Я попрощался с Рыжулей, которая уже планировала, кого позвать полюбоваться на замок, и двинулся дальше, следуя за слабым, но упрямым холодком, который теперь тянул меня вдоль ручья, туда, где лес становился темнее от высоких елей и пихт. Воздух здесь был влажным и прохладным, пахло хвоей и сырой глиной. Шум ручья становился громче. И тут я услышал… всхлипывание. Тихое-тихое, едва различимое под журчанием воды. Но такое горькое, такое безнадёжное, что у меня самого ёкнуло сердце. Холодок усилился, превратившись в ощутимую ледяную дрожь, пробегающую по спине.
Я осторожно пробрался сквозь заросли папоротника, похожие на зелёные опахала, и замер. За большим, покрытым серым лишайником валуном у самой воды сидел… Медвежонок Миша. Он был самым большим зверьком в нашем лесу, но сейчас казался маленьким и беспомощным. Он сидел, поджав свои большие мохнатые лапы, его могучие плечи подрагивали. Он не рыдал, а именно тихо, безнадёжно всхлипывал, уткнувшись мордочкой в колени. Волна ледяной, пронизывающей печали и вины, почти отчаяния, исходила от него. Она была такой сильной, что у меня перехватило дыхание. Вот оно! Расколотое Сердце!
Я знал, что нужно делать. Нужно помочь. Но как подойти к такому большому, такому горюющему зверю? Я глубоко вдохнул, расправил свои крошечные облачные крылышки, которые вдруг показались мне совсем бесполезными, и сделал шаг вперёд из-за папоротника.
– Миша? – тихо позвал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и ласково. – Мишенька? Это я, Пуфик. Что случилось?
Глава 4: Слёзы у Ручья и Потерянный Камешек
Тихие всхлипы Медвежонка Миши резали меня острее, чем колючка терновника. Он сидел, сгорбившись, огромный и в то же время бесконечно маленький в своей печали. Волна холодного отчаяния, исходившая от него, была такой плотной, что я почувствовал, как мурашки побежали по моей облачной шёрстке. Это было оно. То самое Расколотое Сердце, что отравляло Свет Доброты.
– Миша? – повторил я, осторожно подбираясь ближе по мокрым камням у кромки воды. – Мишенька? Это я, Пуфик. Что случилось?
Медвежонок вздрогнул, как от удара, и медленно поднял заплаканную мордочку. Его большие, тёмные, обычно такие добрые глаза были красными от слёз и полными такой бездонной тоски, что моё собственное сердечко сжалось.
