Панин понял только, что Земля и Небо завертелись перед ним, как в Калейдоскопе. Такую игру здесь недавно продавали. Потом он почувствовал в руке сильную боль.
– Как будто Вурдалак, впился мне в плоть длинными, острыми зубами, – уже расслабленно проговорил он, и закрыл глаза, постепенно теряя сознание.
– Хватит, хватит, Даша, мы теряем его, – сказала София. И добавила: – Разумовский, дайте ему несколько пощечин.
– Мне кажется, он уже умер, – сказал Гетман.
– Та не, притворяется, – сказала Со. – Дай ему несколько раз ладонью по щекам.
– Да, конечно, должен очнуться, – сказала Даша, отряхивая подаренное Софией зеленое бархатное платье.
Наконец, Граф Панин поднялся, и объяснил, что обиделся на неравноправное к себе отношение.
– Она же ж никто, – опять начал Панин, но тут даже Разумовский на него рассердился.
– Граф, я, – Разумовский указал на Софию и на Дашу, – люблю их обеих очень, поэтому получите без предупреждения:
– Снизу в челюсть!
– Вроде рановато, – хотела сказал Со, но поздно – удар уже состоялся. Панин опять упал. Упал, и пока больше не вставал.
– Поднимите его, – сказала София, – я должна ему все объяснить.
– Да пусть лежит пока, – сказал Разумовский. – Я лучше сам вам пока объясню, что здесь случилось
– Ну, говори, что тут могло такого случиться удивительного? – сказала София, и попросила Дашу достать из кареты фляжку с кофе.
– Так все вышло, как ты хотела, дорогая, – начал Разумовский. – Я отпечатал в типографию твою натуру, что мол, этого Петрушку вон, а ты теперь Пират Рицца.
– Как, прости? – не поняла Со. – Пират Рицца?
– Ну, да. Пират Рицца. Я не вижу ничего такого, чтобы теперь мешало тебе принять этот титул, – сказал Гетман, но теперь немного по тише.
– Так звали, кажется, какого-то древнего Викинга, – сказала Да, услышав имя:
– Пират Рицца.
– Я вижу, вы смеетесь, – сказал Разумовский. – Только не понимаю:
– Над чем?
– Да, нет, нет, я сама этого хотела, ты прав. Конечно, – сказала Со. И добавила: – Так, а в чем дело? Не вышло, что ли?
– Так нет, все вышло, – сказал, еще лежа на земле Граф Панин, – но он пропал.
– Кто? Петрушка? – Даша даже схватилась руками за щеки. – Ну, теперь будут дела!
Наконец, ребята смогли объяснить, что Петра Третьего, в простом графского-баронском обиходе Петрушку, как и было запланировано, грохнули братья Орлы. Грохнули, можно сказать, в честном боксерском поединке. Пятеро Орлов против троих. Как-то:
– Сам Петр Третий, его незаконная еще жена Лиза Ворон, и смотрящий, имеется в виду смотрящий за Петрушкой, сам еще малолетка, придворный поэт Державин. Петр его гнал, мол:
– А что ты можешь? – И действительно, парень никаких хуки яки не знал.
– Видимо, его взяли по ошибке, – констатировала Лизка.
– Как это? – не понял Петр.
– Так приняли ямбы и хореи, которые он заявил, как свои верительные грамоты, за японские приемы бойбы и бокса. Но, – добавила она, – я хочу, чтобы он остался. И вообще, Елизаветинский Дворец – это мой дом.
– Это он тебе наплел? – спросил Петр, указывая на безалаберного, но вдумчивого поэта.
– Ну, а что тут нелогичного? И процитировала:
– Лиза, Лиза, Лизавета – сей Дворец твоя примета!
– Тебе нравится?
– Очень.
– Ладно, пусть остается.
Ну, вот, когда Орловы напали ночью, Петя был один-одинешенек.
– Ну, ты спал, и я пошла с ним поговорить, – указала умная дама на бессловесного поэта.
– Стихи послушать?
– Да. Хочешь, я и тебе расскажу? – И уже начала: – Лиза, Лиза… – Но Алехан ее прервал, сбив с ног первым же, но тяжелым ударом в подбородок. Другой брат, Григорий, обхватил сзади Державина, а малютка Федя ударил его головой в живот.
