– Вы бы лучше стихами посоревновались, – сказала им Да, выходя голая из-за занавеса, и закуривая. По совету Со, они решили перейти на легкие дамские сигары.
Это были Ломоносов и Державин.
– А я вот тебя энтропией! – кричал Ломонофоффе, проводя правый боковой.
– На вот те, энтальпией! – рявкал Державин, проводя апперкот, и добавлял: – Ни за что не уступлю тебе мою красотуленьку Книгинюшку Дашеньку.
А за слегка приоткрытой дверью прыгал и рвал на себе волосы Граф Панин, и орал, что ребята трахают вдвоем:
– Практически цель всей жизни Екатерину Романовну Дашкову.
Между прочим, еще перед началом праздника Со объявила:
– Хочу быть Пират Риццей для всех, а не только для избранных Князей, Графов и прочих Баронов. Поэтому. – Она встала на стол:
– Зовите меня отныне, если что:
– Екатериной! – Виват.
– Виват Екатерина! И так далее. А именно:
– Екатерина! Как все.
Но Дашка, видимо, чтобы привлечь к себе побольше внимания, даже написала на двери – правда, с обратной стороны:
– КАТЕ. – И многие ошибались. Скорее всего, и поэт Державин с ученым поэтом Ломонофоффе подрались из-за Со. Думали она:
– Кате.
Потемкин, правда, называл ее:
– Като. – Ну, каждый хочет присвоить себе Пират Риццу-то.
Ребята продолжали драться.
– Вот те преродактилем! – и Держ нанес Лому прямой в пах. Ну, по яйцам, в общем. И это было не запрещено.
Ломик походил немного, согнувшись в три погибели. Потом попросил Держи Морду, как он сказал, остановиться, и сделал ямб и хорей вместе взятые. А именно:
– Хук слева, и тут же хук справа.
Державин хотел ответить по-гречески, с разворотом. Но тут вбежал Панин и остановился, как вкопанный. Он-то думал, что слышит за дверью сексуальную оргию втроем.
– И так только не стыдно, – Князь схватился за голову. – Девушка стоит, нервно курит сигару, а они – посмотрите на них – дерутся. Олухи.
Ребята устыдились, и хотели уже перейти к боевым действиям, но Ломоносов, вдруг опять проявил свой сибирский характер:
– И все-таки я сначала отвечу тебе по латыни! – И локтем с разворота пронзил просто поэта почти насквозь. Как римский легионер Архимеда. Или как Цицерон самого себя.
Державин рухнул к ногам нового Президента Академии наук. Успел, правда, сказать, чем потерять сознание на добрых полчаса:
Не зрим ли каждый день гробов?
Седин дряхлеющей вселенной.
И ответ Ломонофоффе:
– Одна с Нарциссом мне судьбина.
Все было хорошо. Как на всех праздниках:
– С небольшими нюансами. Как сказала Графиня Лиза Воронцова:
– Че вы ко мне пристали со своими нравоучениями? Все хорошо. Никого же не убили и не зарезали.
Всё началось после того, как Эм Счастливый снял маску на утреннем, если так можно сказать, ужине. Ну, дело было утром, в пять, а последний обед банкета принято называть ужином. Многие уже смыли грим. И это само по себе было нехорошо, потому что придавало людям, недавно веселящимся, вид равнодушный, обычный. Как будто они были не Князьями и Графами, а серыми конторскими служащими.
– Крысиное сборище, – сказал Потемкин.
– Что ты сказал, любимый? – спросила Со, по сегодняшнему всенародному прозвищу:
– Екатерина.
Но ответить Потемкин не успел – Лизка Воронцова узнала своего любимого Петрушку.
– Ай! – рявкнула она. – Это не он! – И тут же добавила:
– Хиз май мэн.
– Она заговорила на немецком, – сказал Бестужев.
– Здесь все языки называют немецким, – шепнула Даша своему соседу за столом.
– Как и всех иностранцев – немцами, – ответил также шепотом сосед.
