Выпускник Михайловского артиллерийского училища и боевой офицер, воевавший против горцев на Кавказе, Гуниус не смог стерпеть обиды. Вскоре цесаревич получил письмо, в котором поручик просил того принести извинения за свою несдержанность. В противном случае, говорилось в послании, не имея возможности вызвать обидчика на дуэль, отправитель письма вынужден будет покончить с собой. Ответа от наследника не последовало. Через двадцать четыре часа поручик Гуниус застрелился.
Император был не на шутку разгневан! Он потребовал от сына публичных извинений семье погибшего, а также приказал тому сопровождать тело погибшего офицера вместе с траурной церемонией до самого кладбища. Приказ отца Александр Александрович исполнил в точности.
Урок не прошёл даром. В последующем «царь-миротворец» вёл себя с подчинёнными более сдержанно; по крайней мере, старался не оскорблять и не унижать своих подданных…
* * *
Князь П.А. Вяземский (из «Старой записной книжки»):
«Мало иметь хорошее ружье, порох и свинец; нужно еще уметь стрелять и метко попадать в цель. Мало автору иметь ум, сведения и охоту писать; нужно еще искусство писать. Писатель без слога – стрелок, не попадающий в цель. Сколько умных людей, которых ум притупляется о перо. У иного зуб остер на словах; на бумаге он беззубый. Иной в разговоре уносит вас в поток живости своей; тот же на бумаге за душу вас тянет. Шаховский, когда хочет вас укусить, только что замуслит» [5].
Александр Сергеевич Пушкин к поединкам относился с исключительным «пиететом»: поэт верил в их справедливый вердикт. Если проследить его путь от Лицея до Кишинёва, то поединки в жизни юного дарования сопутствовали ему достаточно часто. Исследователи творчества Александра Сергеевича считают, что поэт мог погибнуть гораздо раньше – лет в двадцать; и всё потому, что поединки будто притягивали этого человека. Как-то он вызвал своего товарища, Вилли Кюхельбекера[30]. Причиной ссоры явилось безобидное на первый взгляд четверостишие:
За ужином объелся я,
А Яков запер дверь оплошно…
И стало мне, мои друзья,
Так кюхельбекерно, так тошно.
Произошло это в восемнадцатом, когда оба поэта были молоды и горячи. Стрелялись на Волковом поле, то ли у кладбищенской сторожки, то ли в полуразрушенном фамильном склепе. Секундантом Кюхельбекера был Антон Дельвиг. Нелепая история, когда по разным сторонам барьера оказались товарищи. «Кюхля» стрелял первым. Когда он стал целиться, Пушкин крикнул:
– Дельвиг, стань на мое место, здесь безопаснее!..
Кюхельбекер разнервничался, рука его дрогнула, он промахнулся.
Одарив друга острой эпиграммой, поэт бросил пистолет и пошёл обниматься. Но «Кюхля» сердито увернулся:
– Стреляй, давай! Стреляй!.. – возмутился он.
Пушкину убивать друга, конечно же, не хотелось. С помощью секундантов насилу удалось убедить упрямца, что в ствол пистолета набился снег. С тем и разошлись…
Зато ссора в театре с неким майором Денисевичем едва не закончилась реальным поединком. Но и тут пронесло: в последний момент военный, как ни странно, проявил слабость и в присутствии двух секундантов отозвал свой вызов обратно.
«У Пушкина каждый день дуэли», – писала в марте 1820 года Вяземскому Е.А. Карамзина, явно преувеличивая. Тем не менее – не бывает дыма без огня…
В 1817 году известный дипломат и литератор Александр Грибоедов оказался втянут в неприятную и громкую историю, связанную с дуэлью, которую позже назовут «четверной». Для самого писателя история оказалась особенно неприятной потому, что именно он стал причиной возникновения скандала.
