Лысый усмехнулся.
– Татары – вот кто. Или взять Европу. Кто лучше всех к нам относится? Немцы! Бывшие фашисты, с которыми у нас уж такая ненависть была, что дальше ехать некуда – натуральная война. Враги! А теперь – лучшие друзья. Да-аа… Извини, что перебил. Так что там Арбуз?
Чайник закипел, и Лысый выдернул шнур из розетки.
– А что Арбуз… – Роман был несколько удивлен оригинальными рассуждениями Лысого. – Сидит Арбуз. Так вот, по тому, насчет чего на него катят, только я один могу дать полные объяснения. И тогда все обвинения с него снимут, и будет ему снова полное уважение и почет. А я тут сижу, как дурак, и фарш в пресс-хате наблюдаю…
– Точно говоришь? – Лысый достал откуда-то свечку и, накапав воском на стол, утвердил ее в стоячем положении. – Отвечаешь?
– Отвечаю, – Роман уверенно кивнул. – Уж так отвечаю, что и не знаю как. Жизнью отвечаю – этого хватит?
– Этого – точно хватит. – Лысый налил в кружки чаю. – Давай-ка чайку тресни. Горяченько го.
– Спасибо, – ответил Роман и взял со стола кружку. – Так что – сам видишь, какое тут дело…
– Вижу, – согласился Лысый, – вижу и понимаю. И верю тебе, между прочим. А моя вера тоже кое-чего стоит. В общем… Ты особо не дергайся, утро вечера мудренее. Кстати, когда там сходняк-то будет?
– В воскресенье, – ответил Роман. – А ты что – сам не знаешь?
– Ну… Я знаю, просто решил проверить – а вдруг забыл? Всякое бывает…
Роман понял, что Лысый проверяет его, и усмехнулся.
– Это так ты мне веришь? – спросил он.
– Неважно, – туманно ответил Лысый, дуя на чай. – Сегодня четверг, значит, через два дня на третий. Я, Роман, тоже ведь человек не последний, так что когда увидишь своего Арбуза, передай ему привет от Лысого и напомни, что с него ящик коньяка, проспорил он мне. Правда, меня на следующий день повязали, так что он не успел выставить проигрыш, но я помню и ему тоже напоминаю. На всякий случай.
– А на чем проспорил?
Лысый улыбнулся:
– А ты его сам спроси. Он тебе расскажет.
– Спрошу. Да вот только если я его не вытащу, то, может, и спрашивать не у кого будет.
– Я же сказал тебе: не суетись! Вечно у вас, у артистов, все с разбегу да с наскоку… Для Арбуза я кое-что все-таки могу сделать. Завтра отправлю обществу маляву, чтобы повременили с Арбузом разбираться, потому что есть, мол, важный свидетель, а без него – без тебя, стало быть, – никак правды не найти будет. Ну а там уж как выйдет.
– Хорошо бы, – вздохнул Роман, – но ведь я еще не знаю, что будет со мной.
– Это точно, – кивнул Лысый. – Ну, да утро вечера мудренее.
– Да, ты говорил…
– И сейчас говорю.
Лысый вдруг изменился в лице, затем болезненно сморщился и схватился за сердце. Выронив кружку, он облился горячим чаем, но будто и не заметил этого.
– Эй, ты что? – шепотом воскликнул Роман.
– Ливер прихватило, – прохрипел Лысый.
Он откинулся на спинку стула и сильно побледнел.
Это было видно даже в неверном свете свечи.
Роман растерялся, но в следующую секунду сообразил, что нужно делать, и, вскочив, заколотил кулаком в дверь.
– Эй, Тарасыч, давай сюда! – закричал он.
Койки заскрипели, и в камере раздались голоса:
– Чего шумишь!
– Что такое?
В коридоре послышались шаги, затем недовольный голос Тарасыча произнес:
– Что там у вас?
– Включай свет, Лысому плохо! – ответил Роман.
– Вечно вам всем то плохо, то тесно, то на горшочек… – пробормотал Тарасыч, и в камере вспыхнул свет.
Лысый, держась обеими руками за грудь, медленно сползал со стула.
