– Я не понял, – сказал Лысый, подливая себе в кружку круто заваренный чай, – то есть, значит, они вот так просто взяли и начали сами себя чикать?
– Ну да, – кивнул Роман, – я уже попрощался с жизнью, решил, что мне кранты, а мне точно корячились кранты, потому что братки там были – не приведи господь присниться, а они вдруг начали наперегонки кромсать сами себя.
– Тут что-то не так, – нахмурился Лысый. – Кстати, ты не помнишь, может быть, они как-нибудь называли друг друга?
– Обязательно помню, – кивнул Роман. – Сухой, Валуй, Мясник и Лолита.
Лысый подумал и отрицательно покачал головой, потом почесал ухо, и Роман с удивлением увидел выколотый на его руке чертеж «пифагоровых штанов».
– Не, таких не знаю, – задумчиво произнес Лысый. – Про Мясника что-то краем уха когда-то слышал, а остальные – не наши. В смысле – не крестовские. Видать, их специально по твою душу с какой-нибудь зоны выдернули. Ты, значит, важная персона, раз местным тебя не отдали.
Он посмотрел на Романа, подумал еще и спросил:
– А может, ты просто скромничаешь? Может, ты их сам завалил? Такое бывало, знаешь ли…
– Ага! – Роман засмеялся. – Четырех быков завалил. Они знаешь, какие здоровые были? Руки – как у меня ноги. Даже толще. А шея у каждого – как железнодорожная шпала. И все в наколках. Живого места нет. Такой если мне раза даст, тут же мне кирдык и настанет.
– Ну, карате там всякое, ниндзя…
– Как же, ниндзя… – Роман с удовольствием глотнул крепкого чаю. – Ты на меня получше посмотри. А они…
Роман огляделся и ткнул пальцем в лежавшего на койке братка.
Браток весил килограммов сто и был весьма внушительной комплекции.
– Извини, не знаю, как зовут… Видишь – здоровый парень, крепкий, но те ребята пострашнее будут. Вернее – были…
– И все-таки странно это все… – Лысый снова покачал головой. – Чтобы пресс-команда сама себя порешила, это уже слишком.
– Ну, слишком, не слишком, – Роман пожал плечами, – сам видишь, я тут точно ни при чем.
– Значит, говоришь, сами…
– Ага, сами. Сначала пугали меня, рассказывали всякие ужасы: что они со мной сделают, да что они прежде с другими делали, да какие способы имеются, скулу мне, видишь, располосовали, – Роман потрогал подсохшую рану и поморщился, – а потом ни с того ни с сего… Главный их, этот, как его, Сухой, вдруг вынимает нож и себя по горлу – хвать! От правого уха и налево, сколько руки хватило… Кровища хлещет… А Валуй разбежался – и башкой в стену. Хряснуло так, что я чуть харч не кинул. Ну, упал и не шевелится. А башка – набок. Сразу видно, что не жилец. А эти двое – Лолита с Мясником – посмотрели на него и оба одновременно, будто наперегонки – Лолита себе харакири сделал, прямо как самурай какой-то, а Мясник бритву схватил и давай лезвием себя по левой руке хлестать. Сделал из собственной руки бефстроганов… В общем – фильм ужасов. А я еще испугался – вдруг это такое сумасшествие заразное, и я сейчас тоже что-нибудь с собой сотворю! Но вроде обошлось…
– Да уж, обошлось… – Лысый посмотрел на Романа. – Ну да ладно, давай спать.
Он повернулся к двери и позвал:
– Тарасыч!
За дверью послышалось неторопливое шарканье, и сиплый голос произнес:
– Ну, чего тебе?
– Гаси свет, – ответил Лысый, – пионерам спать пора.
– Таких пионеров в зоопарке выставлять, – отозвался из коридора Тарасыч и выключил свет. – Спокойной ночи.
