Путь мира - страница 56

Из-под убогого навеса с колченогим столом и тремя табуретками было видно все нехитрое хозяйство семьи Маррингов. На крохотной каменистой площадке под нависшей скалой лепился одноэтажный дом или скорее хижина одной стеной которой была скала. В этом жилище было всего две комнатки, соединенные темным без окон коридорчиком, в который выходило «устье» печки. Одну из комнатушек, крохотную как чулан, теперь занимал Эмиль. Эта комната, видимо, принадлежала Бетти, но теперь девочка временно переселилась в другую, чуть побольше, к матери. Справа от площадки в три ступени простирались, заворачивая, узкие террасы, на каменистой, отвоеванной у скалы поверхности которых зеленело что-то по видимости довольно съедобное. Дальше тянулся крутой склон, поросший жесткой травой, на котором паслась черная коза на привязи, а еще дальше – опять резко вздымались скалы. Слева от площадки был обрыв метров в десять, огороженный сложенной из обломков скалы оградой. У ограды, каким-то чудом занесенные сюда, росли два куста красных и желтых роз.

Бет взгромоздилась на табурет и, безошибочно угадывая направление, победно указала на розы:

– Это мои цветы. Даже сюда пахнут. У них такие нежные лепестки, но почему-то очень колючие стебельки.

– Они просто удивительны, – сказал Эмиль, глядя на хозяйку, которая разливала козье молоко по жестяным кружкам.

– Мой муж был садовником в одном из поместий Герцогов. Три года назад случилась большая эпидемия равнинной чумы и мой муж и двое старших детей заболели и умерли. Помню этот большой склеп, в который превратился наш городок… Я ушла в горы с крохотной еще тогда Беатрис к родителям, спасаясь от болезни. Беатрис тоже болела, но в горах болезнь почему-то переносят легче: она выжила, но начала слепнуть. Сейчас она совсем ничего не видит. Ирония судьбы – меня болезнь обошла стороной. Родители умерли год назад и все хозяйство осталось на меня… Пенсия, которую выплачивают мне за мужа, мала до безобразия. От этих вельмож разве дождешься хоть какого-нибудь сострадания? – хозяйка взглянула на Эмиля почти с ненавистью. – Все вы, белые, одинаковы. Вы будете есть похлебку?

– Я ужасно хочу съесть хоть что-нибудь, – признался Эмиль, опуская глаза от охватившего его непонятного стыда.

Женщина ухмыльнулась, испытующе глядя на него, и подала ему тарелку с горячей жидкой кашицей. Похлебка показалась Эмилю отвратительной, но он мужественно съел ее всю и запил козьим молоком.

– Ну как? – спросила хозяйка с нескрываемым злорадством, но в то же время и с некоторой жалостью. – Вкусно показалось после разносолов?

– Ничего, просто очень непривычно, – отозвался Эмиль. – Извините, госпожа, если я вам испортил аппетит своей кислой физиономией. Я вовсе не хотел вас оскорбить.

– И какая я – госпожа? Неумытая старуха в лохмотьях, – сказала хозяйка, но потому, как ее лицо заметно подобрело, было видно, что она приятно польщена. – Вот когда-то все считали, что я красавица… Иди-ка, Бет, поиграй. – Она подтолкнула уже окончившую есть девочку к собаке. – Хотя муж был старше меня почти вдвое и в ранней молодости я родила двойню, казалось судьба была очень благосклонна ко мне: муж получил хорошую работу и у нас всего было вдосталь, я воспитывала двоих сыновей, на улице на меня заглядывались молодые неженатые парни. Все было хорошо. Потом как черт меня однажды дернул… Встретился такой же как… короче господин гвардеец из охраны Герцогов… Родилась Бет… А потом все покатилось в пропасть… эпидемия и все остальное… Что это я разоткровенничалась? – Она бросила быстрый взгляд на собеседника, как бы оценивая, какое действие оказали на него последние обрывочные фразы, но тот все так же сидел, опустив взгляд и положив на стол ладони. Тогда она продолжила, пытаясь замять свое вырвавшееся наболевшее признание: – Теперь я нищая старуха, никому не нужная, забытая, получающая раз в месяц жалкую подачку от Герцогов, вынужденная выживать в этой глуши. Но не кажется ли вам, что пора и вашей светлости рассказать, откуда вы свалились?