– Чепуха! – отозвался Глоз. – Зачем усыплять солдата?
Эприн, пожав плечами, отдал светильник солдату, встал и вышел из палатки. Он остановился в задумчивости, смотря на то как осеннее солнце лениво пробирается по небу. Вот в это мгновение как раз оно оттолкнулось от горизонта и продолжило путь, скупо одаривая теплом.
– Святой отец? – произнес Глоз, выйдя следом. – Что я скажу вышестоящему начальству?
– Говорите все, как я рассказал вам. Я подтвержу ваши слова на любом дознании, – ответил Эприн и, не оборачиваясь, зашагал к своей лошади.
– Хорошо. Святой отец! – Тот остановился и обернулся. – А клинок? – Эприн отрицательно покачал головой. – Ну, как знаете. Чего стоишь?! Быстро ко мне тех, кто стоял в дозоре?!
Последняя фраза относилась к солдату, замешкавшемуся у палатки.
Однако допрос ничего не дал. То, что Глоз предполагал услышать, то он и услышал. Солдаты повторяли одно и то же: никто не заметил, когда лазутчик прокрался в лагерь. Было тихо. А если учесть, что стояла безветренная ночь, то все выглядело крайне пугающе: без единого звука лазутчик просочился в лагерь и повел себя не логично. Зачем нападать на рядового, когда рядом спал более ценный человек – святой человек? Да и в чем смысл нападения? Похищения не случилось. Убийство не произошло. Может, это было животное? Если полагаться на слова святого отца, то незваный гость был почти невидим. Командир отряда не верил в существование призраков, как и Эприн, но объяснить по-иному природу этого «привидения» не смог.
Больше всего Глоз был раздосадован в полдень, когда отряд наконец-то соединился с королевским войском. С одной стороны – камень с плеч, ибо небольшая миссия завершена, и часть обязанностей перешла в руки королевского маршала, а вот с другой стороны – командир готовился к разбирательству. Глоз надеялся на чудо: вдруг Барр оклемается до соединения с войском. Но нет. Лишь ближе к вечеру пострадавший солдат очнулся, и командир привел его на дознание.
В большой палатке при тусклом свете множества плошек за импровизированным столом, состоящим из больших бочек покрытых толстым ковром, сидели маршал Кербент и его адъютанты. Напротив, на стульях расположились отец Эприн, Глоз, Барр и дозорные.
История о нападении уже в который раз была повторена. Адъютанты ничего не говорили, только перешептывались друг с другом. Наконец, очередь дошла до святого отца. Маршал со вниманием выслушал его.
– Что ж, я доверяю вам, – задумчиво произнес Кербент.
– Это было б странно не доверять посреднику Двуликого.
– Безусловно, – улыбнувшись, проговорил маршал и, обращаясь к Барру спросил: – Я верно услышал? Ты ничего не помнишь?
– Да, маршал. Почти. Я помню, что каким-то чудом проснулся. То ли почуял, то ли расслышал шорох, то ли, не знаю, как объяснить.
– Говори своими словами.
– В общем, меня страх обуял. Будто нехороший сон приснился. Или предчувствие. Я открыл глаза, а в следующий миг разбойник набросился на меня. Я вскрикнул и разбудил святого отца.
Барр посмотрел на Эприна. Эприн утвердительно кивнул в ответ.
– Продолжай, – попросил Кербент.
– А дальше, господин маршал, боль в шее. Ну, как бы комар укусил, только сильнее во много раз. А потом… Потом ничего не помню.
– Это всё?
– Да, господин маршал.
Речь Барра была сбивчивой, голос его дрожал, и не удивительно, что Кербент спросил:
– Не спеши солдат и успокойся. Тебя никто не тронет. Ты пострадал, ты должен вспомнить все детали этого нападения. Мы должны понять, кто посмел напасть.
