Щёлк. Щёлк. Щёлк. Пели крупные бусины на чётках, и Юйлань поняла, что матушка не скажет больше того, что уже сказала. Воздух вокруг задрожал от недосказанности, возникшей между ними, и Юйлань захотела поскорее покинуть храм.
— Как прикажете, матушка, — отозвалась она, поднимаясь с колен.
В памяти возник странный взгляд Джинхэя, которым он одарил её в саду, и Юйлань решила, что наверняка мужчина знает что-то. Ничего. Скоро и она выяснит, что происходит в Нефритовом дворце. Непременно выяснит.
Бросив беглый взгляд на матушку, пальцы которой побелели от того, с какой силой она перебирала бусины, Юйлань заторопилась к выходу, стараясь погасить дурное предчувствие, охватившее её.
Принцесса выскочила из храма и не видела, как плечи её матери ссутулились, а сама она будто сжалась в размерах под осуждающим взглядом золотого Будды.
— Она обязательно поймёт, что я сделала это только ради её блага, — будто оправдываясь, шептала императрица, в то время, как нефритовые бусины катились в разные стороны по холодному каменному полу.
___________________
[1] Бян цин — древний китайский инструмент в виде широкой пластины с изогнутым углом.
[2] Имя Тинг означает «изящная».
5. Глава 4
Сердце Юйлань колотилось точно заведённое, а сама она всё никак не могла согреться и унять дрожь в тонких пальцах. Дурное предчувствие тяжёлым камнем давило на её плечи.
— Тинг-Тинг, ты не знаешь, что происходит? — поинтересовалась наследная принцесса, стоило им только отойти от дверей храма и оставить хмурых стражников позади. — Матушка сегодня ведёт себя очень странно. Она сама не своя!
Солнце светило так же ярко, как и до её похода сюда, и вскоре руки Юйлань согрелись и перестали походить на две ледяные глыбы.
— Нет, сестрица, — ответила Тинг, и её растерянный вид говорил о том, что та знает не больше самой Юйлань.
Принцесса тяжело вздохнула, шагая в сторону хозяйственных построек. Чтобы ни задумала матушка, Тинг в свои планы она не посвятила. Ей вдруг стало интересно, а знает ли император о приказе матушки? Немного подумав, Юйлань пришла к выводу, что, скорее всего, знает. Вряд ли матушка осмелилась бы сделать что-то без ведома «Сына Неба».
— И как долго ты пробудешь в Яшмовом дворце? — спросила Тинг, пальчиками комкая ткань своего ханьфу. В её глазах Юйлань заметила грусть. — Завтра праздник Циси [1]. Каждый год в этот день мы мастерили бумажные фонарики и украшали ими персиковые деревья в императорском саду, а теперь...
Красивые губы Тинг задрожали, словно она собиралась расплакаться, и Юйлань едва подавила вздох раздражения.
«Можно подумать это её, а не меня отсылают из дворца!» — рассердилась она.
— Не волнуйся, — произнесла Юйлань, когда они, наконец, добрались до хозяйственных построек. — Уверена, что я скоро вернусь обратно!
Императрица не обманула. Повозка уже ждала Юйлань, а тёплый летний ветер колыхал шёлковые занавеси, закрывающие её вход и выход. Рядом с повозкой стояло с полдюжины молчаливых стражников.
— Как только я вернусь, мы обязательно смастерим целую сотню фонариков и украсим ими все-все деревья в императорском саду!
— А может, лучше я поеду с тобой? — предложила Тинг, и глаза её при этом загорелись. — Мы вместе украсим Яшмовый дворец! Что скажешь, сестрица?
Но сказать Юйлань так ничего и не успела. Вместо неё заговорил внушительных размеров стражник, стоявший у повозки и слышавший их разговор.
