Глава III. На I съезде СХ СССР. Съезд аплодирует нашим идеям
В Москву мы ехали полные надежд. Накануне, не помню в Ленинграде или уже в Москве, наша группа делегатов была собрана работниками Ленинградского горкома КПСС. Оказывается, они сопровождали нас в роли опекунов и контролеров нашего благопристойного поведения на съезде. Было сообщено, что ленинградской группе делегатов выделено право на три выступления. После обсуждения были определены три фамилии Я. Николаева, Л. Ткаченко и, скорее всего, Е. Моисеенко (точно не помню).
Съезд открылся в Большом Кремлевском дворце, где выступал в прошлом «вождь народов», в зале, таком знакомом по кинокадрам и помпезным картинам художников.
Настроение у всех было праздничное. Прошел слух, что снят со своего руководящего поста А. Герасимов.
Больше всего в первый день запомнилось лицо Молотова своим акрихиново-желтым цветом и морщинистой кожей, как у сушеной груши. Он казался полутрупом, и я потом не раз удивлялся тому, как долго он прожил (почти сто лет!), очевидно, не истязая себя угрызениями совести по поводу миллионов погубленных при его участии ни в чем не виновных людей. Никакие «мальчики кровавые в глазах» у него, по-видимому, не возникали. Выступление Шепилова я не помню в деталях. Это было обычное официальное приветствие. Но сам он, чисто эмоционально, произвел благоприятное впечатление.
Было объявлено, что в интересах развития искусства вводится в практику система договоров на создание произведений к выставкам, а также контрактация для молодых художников.
Я вспомнил мою встречу с Поликарповым, да и всю эпопею с собраниями ЛОСХа и подумал, что наши усилия, принявшие такой большой размах, не пропали зря.
Не всё происходящее закрепилось в памяти из-за того, что я весь был сосредоточен на ожидании момента, когда объявят мое выступление. На прения было отпущено три дня, но проходил первый день, за ним второй, а потом наступил и третий – последний, а меня по-прежнему не вызывали!
Опыт собраний в ЛОСХе мне подсказывал, что я не получу выступления, и наши предложения не будут услышаны делегатами съезда, если немедленно не предпринять какие-то меры. Но какие? Я должен во что бы то ни стало довести дело до конца! Но как?
В этот день вёл съезд Серебряный, и я подумал о том, что ему нужно будет возвращаться в Ленинград, где придется иметь дело с бурным собранием, которое обязало делегатов добиться моего выступления. Ему нужно будет отвечать! Что тогда он скажет?! Думаю, что он понимал это.
Было ясно, что аппарат ЦК КПСС рассмотрел наши предварительно представленные письменно выступления и, по-видимому, в союзе с высокопоставленными привилегированными художниками, дал указание не давать мне слова. Бедный Иосиф Александрович, ведь он был членом партии и был у ЦК в положении бесправного подчиненного мальчика!
Основной состав нашей делегации сидел группой примерно в десятом ряду партера. Я написал на листе бумаги: «т. Серебряному. Требуем предоставить слово для выступления т. Ткаченко» и направил лист на подпись нашим делегатам.
