Холодно никогда не было, несмотря на морозы за 30 градусов и ветер, сносивший с ног. Мыться ходили в городскую баню. Музеев и библиотек в городе я что-то совсем не помню. Однажды я узнал откуда-то, что работает музей на вокзале. Оказалось, что это передвижной музей – вагон, а в нём выставка: помню китовый ус, что-то ещё из археологических находок, видимо, обнаруженных в Сахалинской области. Это сейчас там наверно появились достопримечательности и настоящие музеи. Цивилизация стала добираться и до окраин. Был клуб, куда мы бегали смотреть всё, что было доступно: «Три мушкетёра» шли днём, поэтому пришлось сбежать с уроков (и потом многие сразу стали делать из проволоки шпаги), а вот «Иоланта» шла после уроков. Нам было невдомёк, что там всё время поют. В фильме «Человек-Амфибия» тоже поют, но эти песни тут же стали народными, их пели все. Однажды папа принёс клубный репертуар на ближайшую неделю. В этом перечне мне запомнилось название – «Шайка бритоголовых», иностранный фильм. Посмотреть его так и не довелось, но в памяти из-за сходства сюжета фильма, судя по названию, с иногда тревожной в криминальном смысле обстановкой в городе, сохранилось. На стадионе с лужами и выраженным волнистым рельефом почвы местные команды были похожи на обычные дворовые и самым интересным было, когда кто-нибудь в прыжке плашмя шлёпался в лужу. Вот и всё из достопримечательностей – всё-таки значительно больше, чем при Антоне Павловиче. А вот художественная выставка была! – в бане. Поскольку в городе было немало людей, отбывших наказание в лагере, то здесь в тесном небольшом пространстве, заполненном густым паром, сразу при входе, открывалась целая галерея: мужики щеголяли наколками на все вкусы: «не забуду мать родную», портреты Маркса-Ленина-Сталина, девушки-русалки, кресты и купола, и чего только там не было. Такова была специфика Сахалина в то время глазами малолетки. О полёте Гагарина я узнал поздно вечером по радио. Нас, детей, уже уложили спать, а папа занимался какими-то чертежами. Фоном в родительской комнате потихоньку работало радио. Мне долго не удавалось заснуть, и я невольно прислушивался – что там передают. Вдруг услышал про корабль, который вышел в открытый космос. Потом понял, что корабль – это ракета и спутник.
Увидеть, как в Москве встречают Гагарина мы могли только в клубе: телевизоров не было, интернета тем более. Если бы телевизоры были, то принимали бы скорей Японскую трансляцию, чем Москву – не было тогда ни Останкинской башни, ни спутниковой связи. Жизнь, обставленная современными кухонными приборами и средствами коммуникации, тогда только налаживалась. Но не везде, ведь после войны прошло немногим больше 15 лет, – сначала в столице, потом, как круги по воде, цивилизация должна была расползаться по стране и дальше. Сахалин был, как известно, не первым в очереди на его освоение цивилизацией.
При этом новаторские идеи Н. Хрущёва, которые непосредственно затрагивали жизнь людей, были нам не в радость: то пришло распоряжение всю домашнюю живность, т.е. кур, гусей, уток уничтожить в рамках борьбы с частно-собственническим инстинктом (папа всех порубил, а холодильников не было, оставил только двух курочек с петухом), а потом вдруг хлеб, который всегда лежал открыто в любой столовой на всех столах в тарелке, и можно было зайти, взять кусок, намазать ядрёной горчицей , посыпать солью и утолить голод (когда носишься весь день на улице, – а я любил гонять на велосипеде по всему городу, – это подкрепляло силы), исчез. В магазинах возникли очереди. Иногда приходилось вставать пораньше, чтобы в хлебном занять очередь, и только после этого идти грызть гранит науки.
