АЛЕКСАНДР – Ты не узнаешь меня? Я Саша. Художник. Пятнадцать лет назад ты исчезла от меня.
АЛЕВТИНА (окончательно просыпаясь) – Саша? Как ты здесь оказался? Зачем? У меня сейчас муж с ночной придет. Немедленно уходи!
АЛЕКСАНДР – Ничего страшного. Он меня не увидит. Я пришел проститься.
АЛЕВТИНА – Мы уже простились пятнадцать лет назад!
АЛЕКСАНДР – Простилась ты, а я не прощался. Ты испугалась это сделать в глаза и, если помнишь, написала мне об этом. Вот я и решил за тебя это сделать. То, на что не решилась ты. Проститься по-честному. В глаза.
АЛЕВТИНА – Что за бред? Почему именно сейчас и в моей квартире, ночью? И вообще, как ты узнал, где я живу и как попал сюда? Немедленно уходи!
АЛЕКСАНДР – Ты не совсем поняла меня. Я умер в Химкинской клинической больнице на Куркинском шоссе десять минут назад от острой сердечной недостаточности, и мне дали выбор, с кем я могу попрощаться, прежде чем растворюсь в вечности. Я выбрал тебя, Аля. Наверное, ты – лучшее мое воспоминание прошедшей жизни. Жену я видел еще вчера в палате, дочь была у меня позавчера, и я не хочу, чтобы она переживала, друзья ко мне приходили довольно часто, со всеми родными и близкими я много общался, а тебя не видел пятнадцать лет. И я выбрал тебя. У меня не так много времени. Ну, рассказывай, как ты? Как сложилась твоя жизнь?
Алевтина долго смотрит на Александра и молчит. Она в оцепенении. Затем она медленно встаёт и хочет включить свет.
АЛЕКСАНДР – Не включай, пожалуйста, свет. Так ты меня не увидишь, да и моим глазам больно от яркого света. Ты садись, не волнуйся, давай попьем чай и поговорим. Мне это очень важно.
АЛЕВТИНА – Это какой-то глупый сон?
АЛЕКСАНДР – Пускай будет так. Отныне, я буду для многих, кто меня знал, представителем Морфея. Или, возможно, наоборот. Морфей будет иногда приходить во снах в моем обличии. Он умеет абсолютно точно подражать голосу и стилю речи человека, которого изображает. Но мне бы не хотелось вдаваться в эту древнегреческую философию и поговорить о тебе. Как ты?
АЛЕВТИНА – Ты никогда не носил костюмы. Может, ты и есть не Саша, а Морфей, изображающий тебя и незнающий, что ты никогда не носил костюмы, во всяком случае, пятнадцать лет назад.
АЛЕКСАНДР – Мне приятно и ценно, что ты это помнишь. Это похоронный костюм. В нем меня похоронят.
АЛЕВТИНА – Тебя и переодеть уже успели? Ты же только десять минут назад умер.
АЛЕКСАНДР – Твое воображение опередило переодевание. Зачем тебе знать то, чего знать не нужно? Мне не идет этот костюм?
АЛЕВТИНА – Я тебя запомнила в классическом одеянии художника. Брюки все в красках, рубашка, застегнутая не на все пуговицы и неизменный французский шарф.
АЛЕКСАНДР – Ничего и не изменилось. Я так ходил, пока не лег в эту дурацкую больницу. И вообще я считаю, что хоронить нужно голым. Как там у Родена?
АЛЕВТИНА – Какого Родена?
АЛЕКСАНДР – Огюста. Нагим пришел. Вот и нагим нужно уходить. Столько дорогих костюмов переводят ежедневно. Тысячи. А зачем они мертвому нужны? Костюмы нужны живым! Я так считаю. Была бы моя воля, то с радостью бы лежал в гробу голым. И руки не на груди сложены, а на причинном месте. Прикрывающие его, как фиговый лист. Представь реакцию моих друзей, если бы они это увидели? Смеху было бы. Вот такие веселые похороны я бы хотел.
АЛЕВТИНА – Без шоу ты не можешь.
АЛЕКСАНДР – Могу. Поэтому не стал этим всем заниматься, а пришел к тебе.
