Конечно, это прозвучало очень старомодно, как зачитываемая какой-нибудь камеристкой строчка из любовного романа, но, по крайней мере, Аминан высказал то, что творилось у него на душе, и стало немного легче.
Фрэнсис странно усмехнулся.
– Ответственность и долг. Кажется, нас с вами сызмальства приучают следовать им, удивляюсь еще, как дети не говорят слово «долг» раньше «мама» и «папа».
– Обычно первыми словами детей становятся не «мама» и «папа», а «хочу» и «дай», – между прочим заметил Аминан.
– Потому что дети еще не понимают, что такое ответственность, им не нужно ее на себя принимать, – Фрэнсис мягко повел рукой. – Исполнение своего долга, ответственность за свои поступки – признак зрелости. Это бремя бывает тяжелым, но оно еще не самое страшное, что может быть с человеком. Поверьте, куда хуже гнетущее раскаяние и понимание, что у тебя не хватило сил или разумения исполнить свой долг.
– У нас часто сказывают истории в таком духе, – заметил на время притихший Мартин. – В основном они повествуют о воинах прошлого кватриона, которые мстили друг другу даже через пятьдесят лет после Северной смуты, потому что видели в этом свой долг, а потом горько раскаивались, когда осознавали, что своей жестокостью сами же его и нарушили. Впрочем, человечеству свойственно становиться мудрее, и меня не покидает надежда, что этот кватрион окончится лучше, чем предыдущий.
После этого высказывания повисла долгая и томительная пауза, сопровождающаяся неловкими взглядами. В древнюю магию, считавшуюся чуть ли не обыденностью когда-то, в самом начале времен, уже давно никто не верил, но Аминан понимал, что именно им, четверым, придется узнать, старые сказки это или жестокая реальность, нападающая на четырех герцогов в конце каждого кватриона. Вот в конце последнего представители четырех Великих Домов перегрызлись и были на грани войны между провинциями, только неожиданная и резкая смена короля остановила их. С тех пор между Западом и Востоком несколько напряженные отношения. Аминан не хотел делать ставки и предположения, но ему отчего-то неумолимо казалось, что именно эти двое, глубокий старик и несмышленный мальчишка, станут отвечать за тех двух глупцов, своих предков, что бросили в свое время друг другу вызов. Из-за женщин или из-за женщины. Подробностей Аминан не знал, потому что та история почти не коснулась Эн-Мерида, а имена нескольких безрассудных южанок, пошедших за глупой сестрой его предка, герцога Ахмета Анвара, стерлись из истории.
Что ответить на слова юного Дальгора, он не знал, потому что надежда была неведома Аминану; она умерла так же стремительно, как высыхают свежие зеленые ростки на полях, во время засухи, становясь желтыми и пожухлыми.
– Господа, – заглянувший в комнату церемониймейстер, невысокий и сухопарый, стареющий человек, чьего имени Анвар не запомнил, выглядел спокойным, но его желтоватые глаза отражали легкое беспокойство, – вам пора на коронацию. Церемония вот-вот начнется. Это, конечно, простая формальность, но слова четырех герцогов всегда ценились на вес золота.
Один за одним Хранители вышли из узких дверей темного дерева, друг за другом: сначала Эртон, затем Анвар, после него Дальгор и наконец юный Найтон. Медленно, торжественно они шагали по коридору, мимо богато вышитых шпалер, запечатлевших сцены из старинных песен, романов и баллад. Хранителям, идущим к королю, полагалось смотреть вперед, а не по сторонам, но глаз вольно или невольно выхватывал то одно изображение, то другое.
