Пути русской любви. Часть III – Разорванный век - страница 5



II

Оправданный риск. Быстрая любовь. Бабы в прошлом. Женская свобода. Тревожные желтые цветы. Борьба за любовь. Замена своей природы. Самый тяжелый порок. Освобождение любовью. Несвойственное милосердие

В знаменитом романе Михаил Булгаков, словно увлекшись своим «диковинным», но «правдивым повествованием», обращается к читателям, идя на риск и обещая то, что еще никогда никакому литератору не удавалось:


За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык! За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь!


Так вызывающе твердо мог рисковать своей профессиональной репутацией лишь тот, кто, во-первых, сам испытал настоящую любовь, а во-вторых, был уверен в своем художественном таланте. Та любовь, которую переживал автор и о которой захотел рассказать всему миру, случилась у Булгакова с третьей женщиной, ставшей его женой.

Елена Шиловская, тридцатипятилетняя домохозяйка, жена советского военачальника, мать двоих детей, сохранившая любовь «к жизни, к шуму, к людям, к встречам» и воплощающая свои «неистраченные силы» лишь в «мыслях, выдумках и фантазиях», познакомилась в феврале 1929 года со сделавшим себе имя в театральных кругах драматургом, человеком с «сатирическим» складом ума. Произошло какое-то колдовство, и они стали почти ежедневно встречаться, охваченные «быстрой любовью», в то время как в марте с репертуара театров сняли все пьесы Булгакова, а в июле в отчаянии, «доведенный до нервного расстройства», он написал Сталину письмо с просьбой об «изгнании» его из страны.

К этому времени сошли на нет «удобные» отношения со второй женой Любовью Белозерской, которая училась балету, прошла эмиграцию, танцевала в Париже, работала в берлинской газете, где печатался Булгаков, и была компетентна «в смысле литературы», по мнению первой жены Татьяны Лаппы, которая привыкла к «творческим» увлечениям мужа и не ожидала, что он нарушит свое обещание: «Тебе не о чем беспокоиться – я никогда от тебя не уйду». В Белозерской он нашел не только интересного рассказчика о мытарствах русских эмигрантов, жизни за границей и помощника в издательских заботах – «бабу бойкую и расторопную», но и «чем-то милую и сладкую» женщину, так что обнаружил себя в неожиданном состоянии – все большей влюбленности в собственную жену. Неизвестно, что оборвало это «ужасно глупое» чувство, – поводы для «легкой ревности», «разоблачение», что Любовь ради жилплощади, или ее уничтожающее: «Но ты же не Достоевский!» – только встреча с настоящей любовью на этот раз не омрачилась горечью предательства и неисполненного долга.


Михаил Афанасьевич Булгаков (1891‒1940)


Спустя пять лет, когда улеглись страсти двухлетнего тайного романа и выяснения отношений с мужем, вооруженным пистолетом, вынужденной полуторагодовой разлуки и новой встречи уже навсегда, Булгаков, работая над пьесой о последних днях Пушкина, вкладывает в уста Натальи Николаевны не свойственное той эпохе самооправдание:


Почему никто и никогда не спросил меня, счастлива ли я? С меня умеют только требовать. Но кто-нибудь пожалел меня когда? Что еще от меня надобно? Я родила ему детей и всю жизнь слышу стихи, только стихи…


Более того, к пушкинской драме, оказывается, причастны совсем иные силы:


Гибель великого гражданина совершилась потому, что в стране неограниченная власть вручена недостойным лицам, кои обращаются с народом, как с невольниками…