Пути веры - страница 2

«Перестань, все будет хорошо, я же тебе обещал. Я рад, что ты вернулась.»

«А зачем Ты все это устроил?»

«Э, нет, это не Я устроил, это ты накуролесила! А слабо было совета спросить?»

«Ты от меня отказался!»

«Я всегда был рядом. Если подумаешь, то сама поймешь. И всегда буду рядом. Ты же знаешь, что я тебя люблю. Просто больше не ссорься со мной и хоть иногда находи для меня время»…

Все действительно устроилось. И Он действительно всегда рядом. Все хорошее в моей жизни мы делали вместе, все плохое (иногда случалось) – я одна. Он огорчался, но не отворачивался…

Я не знаю, как Его зовут, да и не очень хочу знать. Он – мой Друг и Друг всех людей, один для всех. Поэтому я расскажу о храмах разных религий, о поездках в разные святилища, и во всех я разговаривала с одним и тем же Другом…

Идея паломничества на Соловки родилась давно и логично в ходе сбора данных по новомученикам. «Надо бы, – говорила я себе, – надо бы…» Но однажды вечером, включив телевизор, случайно наткнулась на фильм о Соловках. На экране был светлый солнечный лес, в котором стоял крест. Голос за кадром объяснил, что именно у этого креста тайно служили мессу заключенные католические священники. Всю ночь меня донимали покаянные мысли: о заброшенном католиками одиноком кресте, о неотпетых наших братьях и сестрах, чьи имена мелькают безликими строками на страницах книг и экранах компьютеров. Доминирующим чувством было, наверное, желание придти и извиниться, сказать: «Вот и мы. Не обижайтесь, мы о вас помним, вот только жизнь у нас сумасшедшая, все некогда…» – и сделать, что надо. Я не очень-то представляла себе, что именно надо, но сделать что-то хотелось.

Все оказалось не совсем так: не говорил диктор этих слов, поскольку нет такого креста на Соловках, не лежали неотпетыми наши братья и сестры. Но главное все же осталось: чувство вины и чувство долга.

Вот с этими двумя чувствами мы и собрались в паломничество. Была середина сентября, и все пугали нас штормами и холодами, но я была убеждена: ничего на самом деле плохого с нами не случится – Господь знает, куда и зачем мы идем. И маршрут, и средства передвижения мы постарались выбрать «максимально приближенные к настоящим». И сам путь должен был совпадать с путем католических священников – Кремль на Центральном острове, где они изначально содержались, остров Анзер, куда их затем перевели, опять Центральный остров – Секирка, где содержали приговоренных к расстрелу, затем возвращение на материк, в урочище Сандормоха, где только за первую неделю ноября 1937 г. были расстреляны и захоронены 1111 соловецких узников и среди них наши братья и сестры по вере, 35 из которых мы знаем по именам.

В поезде мы оказались в день всенародного траура по погибшим в результате взрывов. Сначала сомневались, стоит ли молиться вслух, все-таки в вагоне мы были не одни. А потом решили – почему бы и нет? Чего нам стыдиться или бояться? Попутчики сочувственно прислушивались, а потом некоторые достали свои молитвенники и мысленно соединились с нами. И это было хорошо.

В Кемь мы прибыли после полуночи. Нас посадили в автобус и повезли во тьму – к причалу. Все были сосредоточены и серьезны – то ли так действовал путь в неизвестность, то ли все готовились к обещанным трудностям.

На причале нас ждали два катера, не очень похожих на морские лайнеры. Фермен, наш африканец, придававший вместе с двумя латиноамериканками изрядную экзотичность нашей группе в этих северных краях, сдавленно проговорил: «На этом не плавают, на этом тонут!» По-моему, почти все разделяли его мнение. Но вот все погрузились и расселись. Я вообще-то не умею плавать, да и в принципе предпочитаю передвигаться посуху. Поэтому в поисках моральной поддержки я заглянула в центральную каюту и натолкнулась на напряженные взгляды. Только Фермен, обхвативший сумку двумя руками и положивший на нее голову, не шевельнулся, готовясь, видимо, к неминуемой мученической смерти. Вздохнув, я спустилась в спальную каюту, где разместились женщины. Легла, мысленно перелистала скопившиеся грехи, прикидывая свои перспективы в случае гибели без исповеди, подумала, что надо бы кого-нибудь предупредить, чтобы нас не забыли в момент кораблекрушения и – уснула. Как и все остальные в каюте.