Получается, оба родителя похожи на животных. Папа – на волосатого орангутанга, мама – на горластую чайку. Чего удивляться, что дочке иногда сносит крышу?
Папа взглянул на Кине и протянул ей сахарницу.
– На, возьми с собой в автобус.
– Сахар? В автобус?
Кине внимательно посмотрела на него. Так, у предка тоже крыша поехала.
– Ну да, а то тебя с такой кислой физиономией в автобус не пустят, – объяснил папа.
У Кине вертелась на языке пара теплых слов в ответ, но она смолчала. По дороге к входной двери она споткнулась о стопку упакованных рождественских подарков. Их следовало отправить завтра – завтра был крайний срок. У мамы слова «крайний срок» вызывают приступ помешательства. Кине, бурча под нос ругательства, сбежала по лестнице с пятого этажа, – лифта в доме не было, – чтобы успеть на автобус, который отвезет ее в самое унылое место на свете, где взрослые получают нездоровое удовольствие, заставляя детей плавать и петь в хоре.
Остановка «Омвейен» располагалась у самого подъезда – единственное светлое обстоятельство на пути от дома до школы. Школьный автобус был гроб на колесах, по которому музей плакал. Управлял им нервный водитель, немец по фамилии Гервин, с редкими, прилипшими к черепу волосами и пивным животом. Кине готова была примириться с двумя этими недостатками, но только не с чесноком, которым от него постоянно разило. В отличие от нормальных людей, которые использовали чеснок как приправу, Гервин им питался – отрывал по головке от длинной чесночной косы, что неизменно болталась на лобовом стекле, как пахучий оберег.
Разумеется, его просили так не делать. Поручили это Хенриетте, она как-никак с девяти лет работала няней. Хенриетте была из тех девочек, к которым взрослые прислушиваются. Но только не Гервин. «Ни одна хворь не берет. Ни одна», – сообщил он Хенриетте в ответ на просьбу целого класса и положил в рот очередной зубчик чеснока.
Потом они поняли, что он имел в виду не только себя. Гервин был убежден, что исключительно благодаря его чесноку ученики Клаусенской школы до сих пор живы. Не будь у него чесночной косы, все они давно бы перемерли как мухи.
Кине поднялась в автобус и села напротив средней двери. Как бы и сзади, но не в самом хвосте, где расположились Монрад и Томми, два самых безбашенных бандита из шайки Ярле. До Кине донеслись их голоса, мальчишки спорили, можно ли простой зажигалкой сжечь контейнер для завтрака. Монрад утверждал, что нельзя. Уже попробовал, не иначе.
Автобус, заскрежетав, тронулся с места. Дверь, заклеенная армированным скотчем, как обычно, пару раз взвизгнула, да так до конца и не закрылась. Автобус выехал на шоссе, дергаясь и подпрыгивая. Гервин умел тормозить только одним способом, и это было реально жесткое торможение.
Каждый день автобус трясся по одному и тому же маршруту, через все остановки, где уже сто лет никто из школьников не живет, но Гервин упрямо по нему следовал. Он всегда ездил этим путем и впредь будет ездить только так. Он не желал и слушать, что быстрее проехать через площадь. Видимо, боялся, что его удар хватит, если он изменит маршрут.
У остановки в Ваклевейте автобус резко затормозил, и в него вошли Аврора и Виви. Они зажали носы, пробиваясь сквозь невидимую чесночную завесу, которая сегодня была особенно густой, плюхнулись на сиденье впереди Кине и отдышались.
Аврора обернулась к Кине.
