– Любую, – Катька безразлично махнула пластмассовым совком, смышлёные глазки побежали от Ленкиной куртки к треникам, что грустили у дивана. Уставились на сам диван. Она вдруг с пониманием прошептала. – Вы что, целуетесь?
– Хм, – растерялся Егор, Ленка прыснула за стеклянной дверцей.
– Лен, дай куклу! Она вон там, в диване застряла, – обратилась девочка к тёмному силуэту. Ленка выглянула – она так и не успела одеться, синее покрывало укутывает плечи на манер средневекового плаща, тонкая шея, взъерошенные волосы торчат в разные стороны. Катька посмотрела на её голые лодыжки и не по-детски серьёзно заявила: – Лен, зачем мне ещё братик?
– Племянник, Кать, – захихикала та, вернулась с куклой, протянула ребёнку. – Когда-нибудь, но не сегодня. Договорились?
– Угу, – согласилась Катька. Торжествующе посмотрела в сторону Егора и показала язык.
– Давай беги, пигалица, – он шлёпнул сестрёнку под зад и притворил за ней дверь.
– Давай одеваться, а то действительно мать придёт – неудобно. Гляди, что ты натворил, – Лена обвела комнату рукой.
– Ленок, а ты серьёзно про детей? – спросил Егор.
Она изумлённо уставилась на него.
– Горе, какой из тебя отец?
– Нормальный, – сказал он обиженно. Но в черепушке бахнуло: «И вправду – никакой!»
– Не дуйся, – она скупо улыбнулась. – Ты не забыл? С тебя исполнение моего желания.
– Опять? Я бы и рад, да мать скоро подойдёт, – буркнул он, поправляя скатерть.
– Пошляк.
– Приказывай, госпожа, – Егор притворно поклонился. – Только петь не заставляй.
– Обойдусь, – согласилась Ленка. – Завтра со мной пойдёшь.
– Куда это?
– На площадь перед мэрией.
– А-а! – догадался Егор. – Революционное студенчество… Проходили уже, воду матросам так и не дали. Ты у полубаб за комиссара?
– Егор!
– Прости – у недопарней.
– Егор! – Ленка обожгла его взглядом.
– Извини, не люблю я их. Хоть ревновать не к кому – и на том спасибо. Что вам мирно не сидится, счастливые дети богатых родителей?
– Просто пошли со мной, ладно? – терпеливо попросила Лена. Он коротко взглянул на неё: подрагивает, без пафоса, боится.
– Волнуешься? – пощадил он её. Пауза. Глаза встретились, неуверенный кивок в ответ.
– Да.
– Угробите себя, Елена Сергеевна, на партийной работе.
– Я декану обещала.
– А он будет?
– Ну… – Ленка пожала плечами. Значит, нет.
– За что хоть боремся? – поинтересовался Егор без всякого энтузиазма.
– Ты пойдёшь? – обрадовалась Ленка.
– Я же обещал исполнить желание, – сказал Егор.
– Егор, ничего дурного: ребята постоят с плакатами, пособирают подписи…
– Как бы они люлей не насобирали, – хмыкнул Егор. Погрозил пальцем. – Только уговор: запахнет жареным – унесу на руках. Пускай твой штаб сам отдувается, хороший петух на нарах в цене. Выберутся как-нибудь.
– Тьфу, Егор! – обиделась Ленка. – Только плакаты подержать… Ты чего, боишься? – она попробовала язвить.
– Боюсь, Чекуряшечка моя. Меня в восемнадцать лет так научили бояться – до усёру… – он «бахнул» в окно из указательного пальца.
– Ну да, лучше бутылки в день десантника о головы разбивать! – уколола она.
– Ты пляски домашних животных не тронь. Дети набухались, подрались, проснулись – отпустило. А твоих однокурсников так цепляет, что тащить будет, пока доктора диагноз не поставят. Лечить будут страшно-о…
– Ты пойдёшь со мной? – оборвала Ленка.
Егор кивнул:
– В сторонке постою, пивка попью. Пиво будет? Какая революция без стимуляторов! Телеграф, телефон, вокзал, банк, прокуратура, жандармерия… Чур мой банк. Постой, Ленок, вот моя мечта! Назначай меня экспроприировать награбленное.
