Радость наша Сесиль - страница 4
есть слово о прочих дверях, что открыты тебе.
«Маршрут корабельный историю, верно, продлял…»
«Маршрут корабельный историю, верно, продлял,
винты погудели – и стерли твое восприятие в пену…» – дослушать
отчизну, обретшую слово, легко человеку, зовущему луч
глубинами, давшими имя уходу войны,
а ставшие чистым призывом – макнутся в прили́вную благость:
так в чувство непросто прийти, если чувство слилось
с просторным «везде», что потребны другие запасы:
в лачуге алхимика небо кипит, ударяясь о стенки
отчаянной колбы, забравшей прозрачность у древних дыханий;
восполнена радость, призвавшая сонм кормовых
пробоин, тебя утоливших, тобой утоленных.
«Отплытье просрочено, стухли швартовы, заплесневел плеск…»
Отплытье просрочено, стухли швартовы, заплесневел плеск:
ты, в трюме слежавшийся сумрак, скажи: капитан корабля
изгибом туземного времени в душную даль завлечен?
Забыт на причале – в себе упакованный – вдох, маркировка блестит
звездой европейской, сумевшей военную соль наверстать:
упущенной сладостью входит заря в капитанские сны —
прозрачны шелка, и манящие линии фронта вовсю медовеют,
растаяла горечь прощанья: матросы восславить готовы
касания пресные, речью возгонку творя
тебе, привередливый груз отсырелого вкуса: с утра
морской набираешь воды, тяжелея, надеясь пустить
посудину эту на дно произвольного неба
еще до заката.
«Лазурь переварена, сытной прозрачностью жив…»
Лазурь переварена, сытной прозрачностью жив
отряд насекомых, отправленный в точку костра —
кто знал, что огонь разрастется? Не видно с небес
подробностей, въевшихся в знамя, какими дотлеет
решимость народная всякую власть устранить: оставайся,
душа, где зияют разбитые окна управы… Стекольщик
осколок реки в задымленную раму вправляет, а птицы
латают пиджак депутата – вытаскивать пули из тел —
задача для клюва понятная: хваткостью песенной вынуть
латунную гладкость истории, чуя железный сердечник,
его своенравную стать принимая как данность.
«Сквозь кожу сосут комары добровольное время…»
Сквозь кожу сосут комары добровольное время,
не в силах взлететь, кучевым тяжелея нутром:
«Кто небо засунул в тебя, комариный живот, не признал
в гудении звездную взвесь, распыленную в пронятый воздух…»
Для вдоха сырье разговором нащупано – вряд ли отпрянет, так что же
ты медлишь, рассвет, заплутал в обесцвеченных звеньях метафор —
конвойный грядет перекур, раздвигая границы дыханья;
легко улизнет с постамента крылатый укус, где хлопкóм
ладони прикрыто мгновенье… От пыли дыхательный путь
протерт умозрительной ветошью, взятой из книг
о днях комариной печали, о том, как свобода роится
и просит сравненья о мире.
«Согласно легенде, сбежавшая нечисть свои разроняла глаза…»
Согласно легенде, сбежавшая нечисть свои разроняла глаза,
они приживались во мхах, прирастая ко дням стебельковым:
в глазницах иссяк дословесный, понятный сомнению клейстер,
а может, его не бывало и вовсе; но лучше помедлить – рука офицера
запрячет в нагрудный карман тишину, песнопение сажи,
лесную прохладу, свивание гнезд, переставленный сумрак
(все двигали мебель, отсутствие света к столу приравняв) —
дыханье костра воспарит, обнимая всей жгучестью эту способность
распасться золой, прожигая согласье с легендой
сквозным ощущеньем: лишь это жилище укроет
пришедшую зиму от стужи – и нас навсегда сохранит
от вражьих рассказов, столь милых бессмертному сердцу.
«Понятье былой чистоты отменил человек…»
Понятье былой чистоты отменил человек,
Похожие книги
Поэтическая речь Алексея Порвина, сочетающая консервативность формы с авангардным содержанием, в новой книге расширяется и обновляется как на уровне формальных признаков, так и на уровне смыслов. Центральную часть новой книги Порвина занимает поэма «Радость наша Сесиль», написанная о гаитянской жрице культа вуду Сесиль Фатиман (Cecile Fatiman; 1771-1883), которая сыграла немаловажную роль в начале Гаитянской революции, давшей стране независимость
Поэзия Алексея Порвина получила широкое признание как самобытный сплав европейской традиции с авангардным письмом, при этом художественная система, создаваемая автором, далека от того, чтобы застыть в однажды достигнутой точке. В новой книге одним из важнейших измерений оказывается политическое, которое нельзя понимать в отрыве от истории современной России – так, «Ямбы-2021», являясь своеобразной вариацией античного обличительного жанра, преломл
Сборник юмористических и сатирических четверостиший, написанный членом союза писателей России с 2017 года. Автор 33 года отдал службе в армии, награждён боевым орденом и медалями, да и после службы работал, работает он и сейчас. И одновременно пишет стихи. Вот эти-то стихи и представлены на ваш суд. Кто-то скажет: это уже было! Игорь Губерман пишет в этом жанре, уже давно, и успешно пишет. Да, это так, и Владимир считает Губермана своим литератур
Лирические стихи, написанные автором с 2001 года по 2002, это период вдохновения и публикации стихов на литературных сайтах, в поэтических сборниках, участие в ЛИТО.
Сборник стихов. Начало СВО, гражданская лирика, философская лирика, религиозная лирика, любовная лирика. Поэма "Победители" в память деда старшего лейтенанта Черепанова Корнила Елизаровича, ветерана ВОВ, участников СВО.
Лучшая муза всей моей жизни, которой я написал за 10 лет 250 стихов.Бесконечно благодарен Богу за встречу с ней и вдохновение, а мышке – за хорошее отношение!
Сборник избранных житий составлен Архиепископом Пермским и Соликамским Афанасием (1927–2002). Материалом для сборника послужили Миссионерские Листки протоиерея Александра Милеанта. Церковная традиция почитания святых основывается на вере в живую связь Церкви земной и Церкви Небесной. Жития святых являют нам подвиг угодившей Богу души. Обращаясь к святым за помощью, мы верим, что их молитва угодна Богу, что их скорое предстательство и заступничест
Джоан Дэвис – успешная ведущая утренних новостей на одном из крупнейших канадских телеканалов. Головокружительная карьера амбициозной и хваткой «Железной леди телеэфира» стремительно несется в гору, пока на одном из прямых включений призрак прошлого вдруг не настигает ее. Безумная любовь юности, от которой она бежала в другую страну, теперь возвращалась, застигнув врасплох.Смогла ли она забыть его, того самого? Что за историю она так упрямо и без