Радость наша Сесиль - страница 6
на фронте нужны добровольцы – отбить у врага
охоту казаться врагом, игнорировать сущность рыбалки;
струится любовь сквозь тела, не цепляясь о ветви
сплетений венозных и камни едва ль загрудинные тронув…
Быть может, поднимется муть – изумленные застить глаза,
но видеть не нужно в подводном биении, где
достаточно быть.
«На лестнице коврик резиновый, ты ли…»
На лестнице коврик резиновый, ты ли
дубинкой расплющенной слыл полицейской:
спасибо тебе, не даешь поскользнуться, где мрамор
сиянием жалким ложится под ноги, прожилкой ведя
к сомнительным статуям: вовремя взяться за ум,
заря, помоги им – и нечего ждать становленья,
ступенями будут, ложась полированной пользой
в обнимку с резиной, спасающей нас
от всяких падений, ушибов, от зряшной нечеткости шага.
«Заклинило что-то в ночных автоматах торговых…»
Заклинило что-то в ночных автоматах торговых
при выборе кофе и гендера, образа мысли и чая, сомнений и правды,
нажатые кнопки тупы́ – западают, гудение жара рождая внутри,
чреватое всплеском вахтерского гнева – охранные крики
возносятся лестницей, вымытой отблеском вечных симфоний;
чьи руки – твои ли, свобода, заломлены моллом —
замолена тень от фонтана, что выключен, верно, вчера,
а шелест воды заселился в банкнотные счетчики: верим,
потоком к высотам поднимемся, станем оттуда
звездой вразумлять механизмы, к страницам взывая:
мечтой от вахтера хотели укрыться, но, мысля
такое, едва ли заметим, что нас,
монетой внутри отзвенев, выдает автомат.
«В ворота влетающий мяч, не тебя ли сравним…»
В ворота влетающий мяч, не тебя ли сравним
с душой, заселившейся в тело… Плотнеющей сеткой
захвачен простора кусок, если в каждой ячейке дежурит
прозрачность – создать ощущенье, что выбраться в свет
не так уж и сложно: зачем грозовое темнеет затишье
слабей, чем перчатки голкипера? Поле в разметке своей
находит ответы: пусть жажда границ, назначений и правил
траву приминает – заря все равно разогнется, ведь стебель
крепчает, как радость, политая гулом сердечным;
где блесткие кресла похожи – взгляни с высоты —
на кольца кольчужные, будем твердить о защите.
«О воине павшем, что хладным клинком рассечен…»
О воине павшем, что хладным клинком рассечен,
о всяком его возрождении – душный спортивный задор,
деревья в пыли и заляпанный голос, вы призваны к празднику дней;
молчит человек, шевельнувший предливневым небом.
Отчетливый звук теневого пинка кто вколачивал в мяч,
на солнце иди – мы увидеть хотим, как ты движешься в свет,
всю ладность твою превозносим расслабленным зреньем:
зачем фокусировать оптику – станет размытость предметов
помытостью: счастье – владеть морфологией, ведать себя.
Что части твои, полувремя? Всего лишь куски оживающих слов,
ползут собираться опять воедино, пока
находим дыханье среди несмолкающих чувств,
пришедших в себя доедать кислородный запас.
«Формовочный голос, на глиняном сгустке родится румянец…»
Формовочный голос, на глиняном сгустке родится румянец:
спеши кирпичу сообщить прямоту образумленных линий,
изъятых из древних построек, от юртовой тьмы и неволи
спасенных оседлым вниканием в ход отсырелых времен;
распаду даровано право полюбленным быть,
поглажены трещины ливневым воздухом, ласковым знаньем,
прощенная плесень вливается в тело, давая бессмертье;
достаточно ритма для речи – и можно о музыке знать
лишь краешком жизни: плечом прислоняйся к плечу,
товарищ, смыкая ряды обновленья, пока
покой в сладкогласных цветах утопает
Похожие книги
Поэтическая речь Алексея Порвина, сочетающая консервативность формы с авангардным содержанием, в новой книге расширяется и обновляется как на уровне формальных признаков, так и на уровне смыслов. Центральную часть новой книги Порвина занимает поэма «Радость наша Сесиль», написанная о гаитянской жрице культа вуду Сесиль Фатиман (Cecile Fatiman; 1771-1883), которая сыграла немаловажную роль в начале Гаитянской революции, давшей стране независимость
Поэзия Алексея Порвина получила широкое признание как самобытный сплав европейской традиции с авангардным письмом, при этом художественная система, создаваемая автором, далека от того, чтобы застыть в однажды достигнутой точке. В новой книге одним из важнейших измерений оказывается политическое, которое нельзя понимать в отрыве от истории современной России – так, «Ямбы-2021», являясь своеобразной вариацией античного обличительного жанра, преломл
Сборник юмористических и сатирических четверостиший, написанный членом союза писателей России с 2017 года. Автор 33 года отдал службе в армии, награждён боевым орденом и медалями, да и после службы работал, работает он и сейчас. И одновременно пишет стихи. Вот эти-то стихи и представлены на ваш суд. Кто-то скажет: это уже было! Игорь Губерман пишет в этом жанре, уже давно, и успешно пишет. Да, это так, и Владимир считает Губермана своим литератур
Лирические стихи, написанные автором с 2001 года по 2002, это период вдохновения и публикации стихов на литературных сайтах, в поэтических сборниках, участие в ЛИТО.
Сборник стихов. Начало СВО, гражданская лирика, философская лирика, религиозная лирика, любовная лирика. Поэма "Победители" в память деда старшего лейтенанта Черепанова Корнила Елизаровича, ветерана ВОВ, участников СВО.
Лучшая муза всей моей жизни, которой я написал за 10 лет 250 стихов.Бесконечно благодарен Богу за встречу с ней и вдохновение, а мышке – за хорошее отношение!
Сборник избранных житий составлен Архиепископом Пермским и Соликамским Афанасием (1927–2002). Материалом для сборника послужили Миссионерские Листки протоиерея Александра Милеанта. Церковная традиция почитания святых основывается на вере в живую связь Церкви земной и Церкви Небесной. Жития святых являют нам подвиг угодившей Богу души. Обращаясь к святым за помощью, мы верим, что их молитва угодна Богу, что их скорое предстательство и заступничест
Джоан Дэвис – успешная ведущая утренних новостей на одном из крупнейших канадских телеканалов. Головокружительная карьера амбициозной и хваткой «Железной леди телеэфира» стремительно несется в гору, пока на одном из прямых включений призрак прошлого вдруг не настигает ее. Безумная любовь юности, от которой она бежала в другую страну, теперь возвращалась, застигнув врасплох.Смогла ли она забыть его, того самого? Что за историю она так упрямо и без