Распятый дервиш - страница 5

Ах, первородный этот грех –

любовь к ушедшему.

И ныне

пою её – богиню всех

в огромной гибельной пустыне.

Остынет мир в объятьях сна,

и вот она, легка, капризна,

идёт как счастье, как весна,

как возрождение к новой жизни.

Из цикла «Знамя на осине»

Размышления о человеческой злобе

Живёт ли злоба на Руси? –

пойди, спроси у населенья.

И плач безумия:

«Спаси!

Спаси, Господь от преступленья!»

Чего кричать?

О чём просить?

И так всё ясно в царстве мёртвых.

Но ничего не изменить

в рисунках, ластиками стёртых.

Протёртой ягоды в стакан

насыпь и пей лесную силу.

Танцуй за золото Канкан

и в золотом гробу – в могилу.

Быть может, в этом наша суть:

жить, продаваясь от рожденья?

А всё ж неплохо бы взглянуть

на прошлый путь без сожаленья.

Но злоба, крики или ор

народ сражают, словно вирус.

И без разбору – приговор,

народ на этой злобе вырос.

Никто не мыслит о любви,

и милосердие не в моде.

И злоба, злоба на крови –

противовесом всей природе.

Отсюда жадность, подлость, страх

и возжелание насилья

дают фантазиям размах,

как бесовским стремленьям крылья.

У Богородицы спроси,

сложив молитвенно ладони:

«Живёт ли злоба на Руси?»

Но вряд ли это кто-то понял.

«Перестану рассказывать сказки…»

Перестану рассказывать сказки.

Да кому они нынче нужны?

Проходимцы снуют без опаски

по огромному рынку страны.

Сметены не уставы – устои.

И опять по голодной Руси

побредут богомольцы, изгои,

восклицая:

– Помилуй! Спаси!

Исчезая в пыли долгостроя

мой собрат – не услышанный бард –

скажет:

– Если чего-нибудь стоишь,

не забудь про бойцовский азарт.

Оборванцы в столицу – за правдой.

Ну а я – из Москвы, как дервИш,

отдышаться от смут и парадов,

поблевать на российскую тишь.

Драться?

Бить?

Это дело простое

и пустое – скажу наперед.

Если всё же чего-нибудь стою,

то меня не забудет народ.

«Когда меня не станет на земле…»

Все перемелется? Будет мукой?
Нет, лучше мукой!
Марина Цветаева

Когда меня не станет на земле,

ты ощутишь, что стало меньше света,

что стало как-то холодно в тепле,

что медленней вращается планета,

и удлиняет бесполезный срок

унылого существованья.

А по весне все так же будет сок

стекать с берез в ладони мирозданья.

В плену у времени безвременно живой,

безвременно осатаневший в Боге,

так захочу услышать голос твой,

что задохнусь от страсти и тревоги.

Не надо горькой истины в вине –

ты успокоишься: что делать, все там будем.

Но тень мою, застывшую в окне,

не позволяй

бездумно

лапать

людям.

Когда меня не станет на земле,

ты ощутишь, что стало меньше света,

что медленней вращается планета,

когда меня не станет на земле.

Но я к тебе приду во сне, в бреду,

и ты поймёшь, что снова где-то рядом

тот, кто тебя ласкает нежным взглядом.

Но я к тебе приду во сне, в бреду.

Но я приду, как нежный ветерок,

что б исцелить измученное тело

дыханием и лёгким, и несмелым.

Но я приду, как лёгкий ветерок.

Когда меня не станет на земле,

я не хочу, что б ты об этом знала.

Ты от потерь и так уже устала.

Когда меня не станет на земле?

Моя жена Ксения

В смертном грехе рожденная,

смертным грехом – во мне:

талой водой вспоенная,

жрица воды – в огне.

В гневе безлунной полночи

не сторожи луны.

Шепчешь:

«Живый в помощи…»

сквозь неживые сны.

Мудрые!

Полоумные!

Что же не спится мне?

Вот оно – полнолуние –

родинкой на спине.

«Сиротеют люди без любви…»

Сиротеют люди без любви,

часто в одиночестве оставшись.

Этот мир, ещё не осознавши,

сиротеют люди без любви.

Сиротеют люди без тепла,

без пустых родительских советов,

без простых приятельских приветов,

Назад Вперед

Распятый дервиш - страница 5

Похожие книги