Рассказы по истории Древнего мира - страница 18

– Но меня интересует другое, как далеко ваши суда заплывали на запад?

– О, это вовсе не тайна, ибо от дальних плаваний мы имели одни убытки. Однажды после открытия нашими союзниками-тирренами острова к западу от Ливии мы на трех кораблях поплыли от этого острова на закат и достигли моря, непроходимого из-за водорослей. Так, во всяком случае, сообщается в отчете наварха. Но почему тебя это интересует?

– Это долгий разговор…

– Я к нему готов. Пойдем ко мне. Поговорим за трапезой. Уверяю тебя, собачатины не будет…

– Надеюсь, что также телятины, говядины, баранины и свинины, – проговорил Пифагор с улыбкой.

– Как! – воскликнул суффет. – Ты вообще не употребляешь мяса?

– Камбис объявил вам войну из-за собак. Мне бы его власть! Я бы ополчился против всех, кто питается теми, в ком бессмертная душа.

– Ну как? – спросил Абдмелькарт, показывая на накрытый фруктами стол. – Это ты, надеюсь, ешь?

– Еще как! Тем более такого разнообразия фруктов, признаюсь, мне не приходилось видеть со дня посещения Стовратных Фив. В моем представлении Картхадашт – город мореходов. Оказывается, им не уступают те, что выращивают плоды Семлы.

Хозяин и гость уселись друг против друга.

– Я вижу, тебя удивило слово «Семла», или в варварском произношении «Семля». У фракийцев оно обозначает и почву, и наш мир. Родственные фракийцам фригийцы, обитающие против нашего Самоса, Семлю называют Семелой и почитают как великое божество…

– Может быть, ты все-таки вкусишь плод этой Семлы, или Семелы?

Пифагор потянулся к серебряному блюду с яблоками и взял самое крупное, но, к удивлению Абдмелькарта, не поднес его ко рту, а стал ловко вертеть пальцами.

– Этот плод евреи, которых я посетил, признают лучшим и уверяют, что его вкусила первая из женщин, сотворенная из бедра первого мужа. Нелепая басня! Я же хочу обратить твое внимание на форму этого плода. По закону подобия такую же форму должен иметь и наш мир.

– Но ведь все считают, что наш мир – диск.

– Нет, не все. Мой учитель, египетский жрец, уверен, что земля – шар. В те дни, когда он был еще мальчиком, египетский фараон Нехо поручил финикийцам обогнуть на кораблях Ливию…

– Я знаю об этом плавании, – вставил Абдмелькарт.

– Мой учитель обратил внимание на сообщение финикийцев в их отчете фараону, что они достигли, плывя на юг, выжженной солнцем земли, южнее которой становилось все прохладнее и прохладнее.

Пифагор пододвинул к себе светильник и поднес к нему яблоко.

– Представь себе, что светильник – солнце, а яблоко в моей руке – наш мир. Солнечные лучи падают на выпуклую часть. – Он провел ногтем полоску. – Вот здесь невыносимая жара, а здесь и здесь, по обе стороны полосы, прохладнее и прохладнее. А здесь…

– Здесь сплошной лед! – воскликнул суффет.

– Как ты догадался?

– Не догадался, а знаю от побывавшего в этих льдах. Это наварх, о котором я тебе уже говорил, не называя его имени. Это Гимилькон. После своего плавания на закат он отправился к Оловянным островам на север. Буря занесла его гаулу в места, где большую часть дня мрак. Судно вмерзло в лед, и вокруг него ходили медведи цвета тех же льдов. Я сам слышал это от Гимилькона, уверявшего, что, после того как лед растаял, он добирался до Оловянных островов четыре месяца. И хотя это невероятно, я ему верю.

Бюст Пифагора. Римская копия греческого оригинала II–I вв. до н. э.

– И я тоже! Жаль, что ему не удалось добраться до гипербореев. У нас ходят басни об их стране, будто бы посещенной Аристеем из Проконесса. Но басни кое в чем сходятся с рассказом твоего наварха. Сообщается о вечных снегах и о мулах, совершающих весною пляски из-за самок. Я думаю, что это какие-то другие животные, которых Аристей назвал мулами. А вот о медведях цвета льда – ни слова.