– Адрес знаешь?
– Он мне не отчитывался, не обязан.
– Ох, мама, как же с тобой трудно!
– А с честными людьми всегда не легко.
– О, Господи! – Ольга резко поворачивает, выходит.
Ольга выходит из подъезда, переходит узкую улочку. Небольшой деревянный домик о трёх окнах, за занавеской в оборках и цветочках – герань и столетник. Ольга заглядывает через стекло, видит, как за столом ужинают её бывшая коллега по школе и Петр. На скатерти, помимо тарелок и еды, большая бутылка мутной самогонки.
Интерьер. Ольга входит в комнату:
– Мужьям и подругам пламенный привет!
– Ой! – коллега по школе вскакивает, опрокинув стул.
– Не ждали, голубки.
– Ольга, – Пётр растерян и от того нагл, – где ты пропадала? Можно было хоть позвонить, в конце концов!
– У нас ведь телефона-то нет.
– Олюшка, садись, я тебе самогоночки налью, – коллега суетится, ставит приборы, рюмку.
– Я не пью, забыла?
– Ах, да, ах, да.
– Перестань метаться. Я сейчас уйду, а вот завтра, суженый мой, к 12 жду в ЗАГСе.
– Зачем?
– Разводиться будем.
– А я против!
– Так кто ж тебя спрашивает? И вам не хорошо-то во грехе жить, правда, подружка, а? Пора честь по чести оформить отношения.
– Оля, прости! – коллега умоляюще складывает ладошки, словно молиться собирается.
– Да за что? Всё правильно.
Интерьер. Вечер следующего дня. Квартира Ольги и матери.
Ольга складывает в небольшую сумку книги по программированию да нехитрые свои пожитки. И слышит негромкую музыку, которая, как ей кажется, звучит с улицы. Она подходит к окошку. Единственный в посёлке светофор горит жёлтым круглым глазом. И приближается он, заполняя всё видимое пространство. И чудится Ольге: поперечный, чёрный зрачок, а музыка едва слышна и, то ли пропетые, то ли произнесённые чуть хрипловатым голосом слова: «Там две берёзы сиротливо// Роняли листьев влажную прозрачность,// и частый, мелкий дождь слезливый// На поле чёрное и заколоченные дачи// Летел крупинками рассыпчатыми ртути.// Выл пёс, покинутый до будущего лета.// Стучали зябко ивовые прутья,// И лишь рябина пламенела щедро,// Доказывая кровью тяжких гроздьев,// Что радость вечную хранит земля,// И будет снег, и синий след полозьев,// Потом капель, и песня соловья».
– Так что же теперь, дочь, ты намерена делать? Место в школе занято, детям-то наплевать на твои печали, гулянки и томленья, – мать неслышно входит и становится рядом с Ольгой.
– Ничего. Ухожу.
– Далёко ли, позволь спросить?
– Очень, на другую планету.
– Личность должна иметь чёткую цель и стержень, нельзя…
– Ты прямо ходячий сборник цитат, – смеётся Ольга.
– Всю жизнь я отдала педагогике, а свою дочь так и не сумела воспитать человеком с большой буквы.
– Мама! – Ольга обнимает мать. – Я напишу тебе. Слово даю!
– Дети уходят, родители ждут, такова участь…, – плечи матери опускаются, в глазах слёзы – своеобразный контрпунк между тусклой банальностью и истинным страданием..
28. Вечер. Переулок в центре Москвы. Вход в ресторан «Моя прекрасная леди».
Швейцар открывает дверь Антону.
Интерьер ресторана. Антона встречает метрдотель:
– Добрый вечер. Хотите столик на одного, или…?
– Кто тут у вас главный. Его хочу. Проводи к нему.
– Как вам угодно, – метрдотель подчёркнуто вежлив.
– Угодно. Попроворней поворачивайся.
Интерьер. Комната заведующего.
– Вы заведуете этим рестораном?
– Допустим. А в чём проблема?
– Три дня назад ваш посыльный приносил обед моему знакомому. Позовите его.
