– Ой, ой, ой! – Любаша мечется возле окна и голосит, – Убивают! Милиция! Помогите!
Натура.
Двор. Возле подъезда драка. Звягинцев дерётся с двумя парнями неумело, но яростно. Выбегает из подъезда отец Иоанн, за ним несутся Ксения и Рахиль. Любаша застывает на пороге, не переставая взывать о помощи, картинно заламывая руки. А вокруг – ни одной живой души. В окнах не торчат любопытные. С лавочек «сдуло» влюблённых. Хоть изорись – никто не поможет.
– А ну, прекратить, – орёт Рахиль.
Отбросив Звягинцева куда-то в кусты, парни в кожаных куртках и шнурованных до колен ботинках переключают своё внимание на «подкрепление».
– О! Глянь, брат, кто к нам пожаловал!
– Баба Яга!
Рахиль в этот момент и впрямь похожа на ведьму – буйные её волосы выбились из причёски, разметались во все стороны, глаза кажутся ещё больше и блестят, отражая свет фонарей. Она приближается медленно, чуть пританцовывая. Парни в чёрных куртках рассматривают Рахиль, словно диковинку, не замечая, как Ксюша за её спиной резким движением выдёргивает из кармана руку, на которой намотан широкий армейский кожаный пояс с большой металлической пряжкой.
– Цып, цып, курочка, – подзывает к себе один из парней Рахиль, – сейчас я тебе шейку сверчу, а потом зажарю.
– Не разжуёшь. – Рахиль прямо-таки шипит от ярости.
– Чего?
– Мясо старое.
Тут только второй парень замечает отца Иоанна, который стоит чуть позади, стоит тихо, неподвижно, только губы шевелятся, да рукой поглаживает крест, висящий поверх рясы.
– Да брось ты эту мочалку, глянь, мужик в юбке. А ну, давай сюда крест, педик гнойный.
Рахиль делает ещё пару шагов и попадает прямо под свет фонаря.
– Жидовка?! – истерически, прямо-таки восторженно вопит парень.
– Повезло тебе, свинья! – Рахиль делает ещё один шаг, подходит почти вплотную, парень делает шаг назад.
– Убью!
Рахиль подаётся назад, парень, уверенный, что она испугалась, замахивается. Рахиль поднимает колено и со всей силы бьёт его между ног, а Ксюша в этот момент опускает парню на макушку тяжёлую пряжку ремня. Из кустов выползает очнувшийся Звягинцев – костюм в клочьях, галстук в лоскутах, лицо в синяках. Любаша рыдает, но от подъезда не отходит. Второй парень приближается к отцу Иоанну. И секунды не проходит, как священник укладывает его прямо на грязный асфальт, носом вниз, руки хулигана высоко заломлены. Первый парень, свирепея от ненависти, унижения и вкуса собственной крови, достаёт из куртки нож. Отец Иоанн в два прыжка оказывается возле него, выламывает руку с ножом, ребром ладони ударяет хулигана по шейным позвонкам, тот «отрубается». Звягинцев, пошатываясь, приближается к парню, которого священник первым уложил носом в асфальт, с трудом стаскивает со своей шеи остатки галстука, связывает руки лежащего.
– Серёженька! Что ты наделал? Галстук от Гуччи, пять сотен баксов стоит! – Любаша бросается на шею мужу.
– Ага! – легко соглашается Звягинцев, обнимая жену.
– Тебе больно?
– Ага.
– И костюм на помойку.
– Ага.
– Тебя же могли убить! И зачем с ними связался? Чёрт с ней, с машиной, пусть бы они ею подавились!
Тут на Сергея нападает неудержимый смех:
– Любаша, ты неподражаема! Галстук пожалела, а машину… ох, не могу.
– А куда этих-то? – спрашивает Ксюша. – Тут нельзя оставлять.
– Идите домой, я с ними разберусь, – отец Иоанн наклоняется, хватает парней за воротники курток, тащит волоком по асфальту. – Нарочно они головы, что ли бреют? За волосы куда сподручнее тащить.
