– Брат Сонео, может, вы всё-таки прокомментируете цветографии, которые вы так спешно сюда доставили, а то нам с коллегами уже начинает казаться, что вы попросту разучились вовремя отступать, когда вас тыкают носом в вашу собственную научную отсталость? Что нового собравшимся могут рассказать пластинки профессора Ктуна?
Профессор Торнус продолжал язвить, профессор Гиппарх продолжал сверкать зубом.
Да что ж ты поделаешь.
Брат Сонео прочистил горло и всё-таки сумел из себя выдавить слабеньким голоском:
– Вы правы, кхм, профессор Торнус, пластинки, запечатлевшие таинственные болиды, действительно в точности повторили спектрограммы полуденной Кзарры, как она наблюдается нами сквозь небесную сферу Иторы. Но к профессору Ктуну эти пластинки никакого отношения не имеют.
И тут, наконец, громогласно рассмеялся профессор Гиппарх.
– Коллега Торнус, вы совершеннейший, простите, идиот. Промеж конференций, разумеется, экземпляры пластинок профессора Ктуна в строжайшем секрете хранятся на факультете философии, и аспиранту нашего факультета бы их точно не доверили!
Сбитый с толку подобной отповедью профессор Торнус некоторое время жевал губами, но потом всё-таки нашёлся.
– Так что же это, просто архивные цветографии Кзарры?
Смех профессора Гиппарха принял на это раз совершенно сардонические нотки.
– Ну вы же сами видите, сдвиг по профессору Ктуну! Кзарра, по-вашему, принялась на нас падать с небесей в момент экспозиции?
– …бракованные призмы аппарата? – неуверенно нашёлся после очередной паузы оппонент.
– Садись, два, как говорил мой учитель арифметики в базовой школе.
Профессор Гиппарх решительным движением открыл краны верхних газовых светильников, останавливая на сём экзекуцию и выходя вперёд.
– Покуда все носились с формулами профессора Ктуна и спорили о необходимости сбора экспедиции, я всё думал, где-то я уже такое видел. И сдвиг этот, и подобие – только подобие, сколько раз вас тыкать носом, ну ладно философы, но вы-то, где третья полоса, я вас спрашиваю! – тут все принялись вглядываться внимательнее, в лаборатории раздалась серия досадливых кашляющих звуков, покуда профессор Гиппарх продолжал, – всё это я уже видел раньше. Именно с этим я отправил семафорограмму в репозиторий, где в это время пребывали по делам факультета студиозусы брат Сонео и брат Гвилло, и вот, сии учёные мужи таки сыскали необходимое!
Профессор Гиппарх изобразил драматический поклон в сторону красного как рак брата Сонео, после чего для закрепления успеха прошёлся по лаборатории, схватил студиозуса за руку, воздел её над головой и принялся так трясти, изображая тем какой-то нелепый народный танец.
Брат Сонео смущённо выпростался из его цепких объятий и попытался с тем ретироваться, но не тут-то было. Заспорившие было в своём обыкновении профессора снова о нём вспомнили.
– Так что же это за пластинки, я не вижу на них никаких номерных артикулов! – профессор Торнус тянул брата Сонео за другой рукав.
Снова смех профессора Гиппарха.
– Коллега цепляется за спасительную соломинку, как не стыдно, уж не подозреваете ли вы нашего аспиранта в банальном подлоге, тем более что он в таковом вовсе не заинтересован. Брат Сонео, поясните профессору, где же вы сыскали сей драгоценный артефакт?
Снова все на него уставились. Зачем он вообще в это дело ввязался.
– Кхм, простите, я как бы…
– Да вы не стесняйтесь, излагайте, как есть.
