Почему я сомневаюсь, что продолжаю жить: и не могу повторить вслед за философом: «Поскольку я мыслю, я существую. Но, тем не менее, не хочу терять своё «я». Да, я дышу воздухом, ощущаю веяние природы, её запахи, ощущаю окружающие предметы: голубое августовское небо, облака, первые жёлтые листья, и зелёные пышно-густые кроны тополей, которые шумят протяжно, как море в начале шторма, немного тревожно, чувствуя уход лета и неизбежный приход осени.
Да, природа в ожидании, хотя уже происходят всюду изменения: солнце светит уже не так ярко. Куда же исчезли те лохматые и жгучие, полные блеска жаркие солнечные лучи, какие обнимали небо в середине лета? Теперь же солнце светило как бы тоньше и меньше палило. И высвечивало с блеском под августовским густо-голубым небом день, который норовило в любое время суток поднять ветер, как это уже было совсем недавно, нагнать на небо всё ниже с каждым днём, опускающиеся чёрные или серо-свинцовые тяжёлые, полные влаги, тучи. И затем пролить на землю обильной прохладой дождевой воды.
Я так пронзительно чувствую это состояние в природе, что заставляет навевать грустные мысли, к которым мой характер весьма часто склонен, что вот уже скоро придёт осень. Бежит, скачет время. Я тонко, глубоко это чувствую, невольно поддаюсь разным размышлениям о себе, о своей жизни с женой, которая на меня так повлияла, что я чувствую, как изменился, что многое не делаю, не задаюсь никакой мыслью, идеей, как это со мной бывало раньше.
О, нет, я вовсе не хандрю. Но сейчас нахожусь в инертном состоянии. То ли малодушие меня взяло в свои лапы, то ли апатия ко всему, то ли равнодушие. Какая же причина заключена на всём этом? Я не знаю, но понимаю, что нет во мне равнодушия, ибо эти строки я бы ни за что не писал, но я знаю то, какие причины лежат в основе моего изменчивого настроения. Надеюсь, что всё откроется спустя какое-то время, когда буду пребывать совсем в противоположном душевном состоянии, когда стану ощущать душевное и сердечное наполнение от своего труда для личной и общественной пользы.
И даже в данный не своевременный момент раздумий, не зная о том, какой на календаре этот для страны день и даже не слежу за временем, не помня, какое сегодня число, потому и сказал, что сегодня, кажется, двадцать седьмое августа. Я весь внутри себя, но так же, как и все имею отношения с окружающими меня людьми. И даже бываю весел, и даже шучу, как бы отходя от себя в сторону, и со стороны стремлюсь понять: а что же я за человек, который решился чуть ли ни на авантюрный шаг, устремляясь отчаянно к тебе?
Но наедине я снова как бы вхожу в себя и остро чувствую, созерцая то, как наблюдаю о том, как мыслит мой ум. Он находит не те предметы для размышлений, которые первым делом бросаются в глаза, он мыслит не от впечатлений, хотя бывает и от этого. Но мимолётно он мыслит, повторяю, о себе, то, что касается его самого и то, что касается моей души, и относится к моим тяжеловесным чувствам. Мой ум осмысливает то, что чувствует душа. Мне трудно в точности передать так, как приходили и как сменялись в том порядке все чувства и все ощущения. Но я постараюсь, насколько смогу это сделать, ибо не воздержусь от соблазна познания мира, и его закономерностей и жить спокойно, не поведав ни о чём своей беспокойной душе…
Всяким ощущениям и чувствам есть свои причины, есть свои источники. И я начну, но буду краток в своих изложениях о самом себе. Но постараюсь это оттенить поясней.
