Её сын, бросив на меня недобрый взгляд, засвистел блатной мотивчик, и тотчас ушёл восвояси. Но это было три месяца назад, а теперь я стоял перед выбором. Другой бы на моём месте повернулся и навсегда ушёл, я же начал уверять, что обойдусь без их помощи.
– Я найду работу!
– Куда же ты пойдёшь с дурными мыслями? – спросил тесть.
– Они не дурные, а правильные.
– Что ты за человек, никак не пойму?!
– А что тебе непонятно? – воззрилась тёща.
– Вы бы хорошо сделали, если бы не лезли со своими советами, – сказал я.
– Да, да, если бы знали, что ты такой твердолобый, то не был бы в нашем доме.
– Кабы знали! – ехидно вставила тёща.
– Это больше ко мне относится.
– Вот и уходи, изверг! – вспылила Дарья Михайловна.
В это время из кухни показалась Лариса, направляясь в дом. Я с сожаление посмотрел на неё, она кинула на меня осуждающий взгляд.
– Вот ты нашла на свою шею! – воскликнула мать. – Он хороший… Так полюбуйся на своего «хорошего», ты бы слышала, что он тут плёл о нас…
– Да ладно вам, хватит, что теперь об этом говорить. Поздно уже,
– как-то обречённо обронила она.
Мне было жалко жену, и в то же время сочувствие смешивалось с ненавистью, а за что я её ненавидел, я не отдавал себе ясного отчёта. Наверно, мои чувства происходили от того, что Лариса сейчас демонстрировала полностью себя, зависимой от власти родителей.
Причём она становилась, нет, она всегда была моим идейным противником, но раньше не открывала своих подлинных взглядов. Она такой и осталась, даже когда мы через несколько лет расстались.
В какой-то степени с годами я пересмотрел свои взгляды. То, что раньше я называл карьеризмом, она – достижением общественного положения. И вот теперь на это я смотрю как на естественный ход жизни, то есть человек должен работать там, где требуются его знания.
Но на тот момент я ещё не стал журналистом… Так что всё, о чём я рассказываю, не пытаюсь себя оправдывать.
Просто я хочу, в меру своих возможностей, показать наиболее острые события, происходившие в первые годы супружества нашей семейной жизни.
Наш последний спор с Петром Андреевичем и моё решение уйти из их дома, было как бы кульминацией, а затем и развязкой, так сказать, первого действия. Ещё предстояло отыграть несколько сцен до последнего акта. Тесть тогда, не найдя больше ничего сказать, махнул рукой и ушёл.
Я тогда испытал душевное состояние сродни безразличию к тому, на что покусился. Мои слова «уйти из их дома», заставили Ларису сесть на приступки крылечка дома. Когда ушла в кухню и тёща, я подошёл к жене, она подняла на меня свои колючие глаза, пронизанные грустью. Я не мог проронить ни слова.
– И что, это твоё последнее слово?
– Не вижу выхода, – выдавил я.
– Как? Ты же говорил, что нет такого положения, из которого не был бы выход?
– Да, верно… Разрешение конфликта я вижу только в разводе.
– Конечно, это легче всего, – ответила она. По её выражению несчастного и жалкого лица тогда мне думалось, что жена смирилась с моим выводом.
6
И с этого дня мы начнём жить по-новому. Я хотел подойти к ней, взять за плечи, поцеловать и тем самым разорвать создавшийся по нашей милости этот клубок раздоров, а потом схватить её, как серый волк царевну и умчать на край света в мир природы. Разве теперь, глядя на неё, такую жалкую и потерянную, носившую под сердцем ребёнка, я мог говорить о разводе? Конечно, нет и нет!
– Лара, неужели ты думаешь, что я не буду заботиться о тебе и о нём? – указал я глазами на её слегка уже бугрившийся живот. От тебя требуется совсем немного – проявлять какое-то участие, поддерживать во всём меня, а не осуждать. Разве это так трудно?
