Я не стал ей угрожать, понимая, что они и её сродники всерьёз меня опасаются
С пляжа мы ушли почти с заходом солнца. После ужина смотрели фильм: «Есения» о прекрасной цыганке. Я проводил жену до её корпуса.
– Провожаю как жених, – пошутил я. – Твои предки и тут хотели нас разлучить.
Я думал, что опять сказал невпопад и она взовьётся хищной птицей. Но Лариса натянуто улыбалась, а потом холодно поцеловала, и я пошёл спать, наблюдая дорогой, как всюду, точно трассирующими пулями летали светлячки. Ночь же была тёмная, непроглядная. На юге солнце садится мгновенно и воцаряется чернота, только в небе светятся яркие, выразительные звёзды…
На следующий день мы снова на море. Я ловил крабов, один больно ухватил меня за палец, приносил их жене, она игралась с ними.
– Вот этот разбойник, – поднёс я молодого краба, – чуть палец не отхватил.
– Слава Богу, что не руку или что-то другое! – смеялась она.
Потом мы раздали крабов детям. И ушли с пляжа.
9
В павильоне «Берёзка» мы пили с рыбой холодное пиво. А в её номер на балкон я принёс бутылку сухого вина. Но это ей показалось уже ни к чему, она отказалась, я не настаивал. За этой приятной для меня трапезой мы поругались. В свободные часы здесь я читал книжку «Углы жизни» и теперь заговорил об эмоциях, но она сочла, что я намекаю на её неискренние отношения со мной, что отразилось на её натянутом лице.
– Тебе опять что-то не так? – спросила она.
– Да нет, мы с тобой замечательно отдыхаем, благодаря твоему доброму папаше.
– А чем ты недоволен? Опять отец тебе плохо сделал?
– Ну почему, «недоволен», я мог бы вообще не поехать…
– Сегодня ты много выпил, вот и несёшь…
От Ларисы я ушёл рассерженный и расстроенный её сдержанными чувствами. Во мне с новой силой забродило недовольство тем, что она скупо выражала свои чувства. А когда испытывала накал страсти, то почему-то начинала буквально ногтями впиваться в мои голые плечи. И бывало даже в исступлении раздирала до крови спину.
Ко мне даже приходила нелепая мысль, что таким образом она мстила мне за наши неудачно складывающиеся отношения. Но не каждый мужчина мог терпеть звериные выходки такой женщины. Потому под любым предлогом отказывался от уединения. И я приходил к выводу, что Лариса не любила меня и её мысли занимает Полесник. Однажды в полусонном состоянии она назвала меня Колей. Однако я не сказал ей про оговорку, но мне стало ясно, что она не любила меня, и я начинал ревновать её к предшественнику, но внешне это ничем не проявлял…
Я пришёл в свой корпус и до вечера провалялся на кровати, от постельного белья исходили казённые запахи хлорки и карболки. На ужин я не пошёл, по горло сытый её упрёками. Мои соседи по номеру спрашивали: не болен ли я? Я отрицательно качал головой, они смотрели на меня как-то странно, и кто-то из них высказал предположение, что я поругался с женой. Но я отвернулся к стене и молчал.
Когда пришла жена, по её суровому лицу они поняли, что были правы.
– Ну что валяешься, сколько тебя можно ждать? Вставай, одевайся… Я подожду на улице. – Она вышла, но я даже не сдвинулся с места. Мужчины, приличного вида, деликатно ушли, предоставив нам возможность наладить расстроенные отношения. Жена снова вошла.
– Ну, ты идёшь?
Я ничего не ответил, словно окаменел. Лариса вдруг круто развернулась, я представил, как она уходила с гордым посадом головы, с короткой стрижкой под «Гавроша». В этот день я больше её не видел, и почему-то мне было всё равно даже то, с кем она могла провести вечер.
